Я сказала правду
Шрифт:
Хизола села рядом со мной и робко мне улыбнулась:
– Вот, твой mрЗ-плеер. Он теперь тебе и самой понадобится.
– Можешь оставить его себе, Сисси. – Я так иногда называла ее, и это уж точно было лучше, чем Хисси, как нередко звала ее моя мама: ведь не все сокращения бывают удачными, а краткость иногда бывает таланту сводной, а не родной сестрой. – Дареному коню в зубы не смотрят, а повторять – все равно, что воровать.
– Но ты ведь остаешься жить, правда? Я вздохнула:
– Вероятно.
– Спаржа на вкус полное дерьмо! – завопил Хабакук.
– А рыба – говно, – в рифму прибавил Арсениус. Хорошо, что они только
– Хаби! Арсениус! Что про нас подумает наша гостья? – одернула их мама. Гостья, в единственном числе. Патрик, очевидно, уже относился к членам семьи.
– Ах, иметь большую семью – это так прекрасно, – защебетала мама Патрика. – Я всегда хотела, чтобы у моего Патрика были братья и сестры, но... – тут она вздохнула, – видно, не судьба. – Значит, у Патрика никогда не было брата-близнеца, бесчинствовавшего в Интернете под ником otboyniymolotokЗ1. Жаль.
– Здесь еще нет одной из сестер, Тигелу, – сказала мама. – Моя вторая дочь живет с семьей в Венесуэле. Ее муж дипломат, и наша Гетирика работает переводчицей в посольстве. Она говорит на трех языках.
– О, как чудесно. Какие у вас талантливые дочери! – Мама Патрика повернулась к Тине: – А кем вы работаете?
– У меня сейчас хватает забот по хозяйству и воспитанию детей, – с достоинством пояснила Тина. – Но когда у близнецов самый трудный период будет позади, – интересно, и когда, же это, наконец, случится? – я хочу вернуться на работу в школу.
– Тоже учительница... – Мама Патрика явно находилась под впечатлением, а моя мама чуть не лопалась от гордости. Но, когда мама Патрика повернулась ко мне, моя молниеносно сунула ей под нос блюдо с картошкой:
– Еще немного?
– Нет, спасибо, – поблагодарила та. – Все было очень вкусно. Как в ресторане. Я ничего такого сама не делаю.
– Да что ты, мама! Как будто ты не можешь приготовить ничего вкусного! – Патрику явно было немного неловко за свою мать.
Мама Патрика опять повернулась ко мне:
– А чем вы занимаетесь?
Моя мама вскочила и лихорадочно начала собирать тарелки:
– Луриге, ты не поможешь мне на кухне с десертом?
– О, еще и десерт будет! – удивилась мама Патрика.
– Мама, пожалуйста, не надо делать вид, что ты никогда не готовишь десерт, – попросил Патрик.
– Герри – писательница, – громко заявил вдруг мой папа. Мама замерла с горой тарелок в руках. Все остальные тоже изумленно уставились на папу, причем больше всех изумилась я.
– Писательница! – восторженно повторила мама Патрика. – О, но это, же просто великолепно! А что вы пишете? Может быть, я что-нибудь читала?
– Я... – начала я, но мама уронила вилку на кафельный пол, и я замолчала.
– Лично мне больше всего нравится «Ночная сестра Клаудия под подозрением», – сообщил важно папа. – Очень увлекательно, невозможно оторваться до самой последней страницы.
Будь у меня в руке вилка в тот момент, я бы тоже ее уронила.
– Или вот еще «Роза для Сары», – продолжал папа. – Очень проникновенное произведение.
– Звучит потрясающе, – произнесла мама Патрика. – Надо будет при случае купить.
– Я могу дать вам почитать свои экземпляры, – предложил папа. – Если вы пообещаете, что они никуда не денутся.
– Ну, это само собой, разумеется, – кивнула мама Патрика.
Господину
Молткештрассе, 23
Дорогой Дитмар, он же Макс, 29, не курящий, робкий, но любящий развлечения.
Во время уборки у себя дома я случайно наткнулась на письма, которыми мы обменялись, и вспомнила тебя. К сожалению, наша первая и единственная встреча прошла не очень хорошо. Наверное, ты и по сей день задаешься вопросом: а не случилось ли со мной тогда чего-нибудь в женском туалете.
Прости, что я оставила тебя вот так просто сидеть в кафе, выскользнув через заднюю дверь. Но я была слишком шокирована тем, что тебя зовут не Макс и что тебе не 29 лет, ну... и что ты совсем не робкий. Я тогда предположила только, что ты и правда любишь развлечения и что с тобой интересно, – но, судя по письму, которое ты мне тогда прислал, и это тоже неправда. (Извини, что я не ответила на твое письмо, я просто не хотела подливать масла в огонь!)
Откровенно говоря. Макс или Дитмар, так нельзя! Нельзя писать, что ты на десять лет моложе, чем ты есть на самом деле, когда в жизни ты выглядишь на пять лет старше своего возраста. И если ты Дитмар. то ты тогда уж точно не Макс. Мне тоже не так легко быть Гердой, а вот, скажем, Хлоей я могла бы быть запросто. Но вот что: наше имя – это часть нас. Я понимаю, что зваться Дитмаром и в то же время быть сексуальным тяжело, но почему бы тебе не назваться, скажем. Диди? Или называйся своей фамилией. «Привет, я Мергенхаймер» – вот это я понимаю, звучит... ну ладно, ладно, тоже дерьмо полное. Но клоню я к тому, что с человеком гораздо проще общаться, если он искренен и честен. Поэтому я приложила к письму роман, в котором совсем непривлекательному главному герою, в конце концов, удается завоевать любовь потрясающей женщины именно потому, что он честен, искренен и чрезвычайно сексуален. Прочитай «Летом, когда Дара нашла любовь», и ты будешь располагать всеми необходимыми знаниями об отношениях мужчин и женщин.
Желаю удачи в поиске партнерши.
С наилучшими пожеланиями, Герри Талер.
Р.S. Пять евро – это за латте макиато, который тебе тогда пришлось оплатить вместо меня. Еще раз извини.
14
– Не пойму, и что это нашло на твоего отца, – сказала мне мама на кухне.
– Я тоже, – пробормотала я.
– Мы никогда здесь не говорим о твоей профессии. Так почему же он решил сделать это именно сегодня?
– Может быть, он думал, что мама Патрика читает дешевые романы?
– Да, вполне может оказаться, что она и впрямь их читает. Она очень простая женщина. – Мама поцокала языком: – По одному персику, ребенок! И клади точно посередине. Малиновым соусом поливай по часовой стрелке – боже, да не прикидывайся же ты глупее, чем ты есть.
Я была почти рада, что между мной и мамой все опять было по-старому.