Я сновидящая
Шрифт:
– И во мне видите?
– И в тебе вижу. В голове твоя тьма сидит. Чёрная, беспросветная…
– Круто… Мне нравилось думать, что у меня там мозг.
– Ёрничаешь? – усмехнулся дед Егор. – Это хорошо. Ежели у человека после трагедии такой чувство юмора не совсем пропало, то и вкус к жизни со временем вернётся.
– Знаете… А я ведь фотографию дочки привезла. Думала, что вы, как другие, станете по фотографии мне о прошлом и будущем рассказывать. А по фотоснимку вы можете увидеть эту… ну… тьму?
– Не умею я этого, – признался дед Егор. – И не скажу, жив человек или нет.
– Жаль. Тогда я тоже не понимаю, чем вы мне помочь можете.
– А ты мне про дар свой расскажи, – предложил он. – Юлька говорила что-то про сны, но я толком ничего не понял.
– Дар… – Вероника усмехнулась и вытащила из кармана упаковку бумажных платков, чтобы вытереть лужицу компота на столе. – Это не дар, а наказание. Правда, не понимаю, за какие грехи. Вот сейчас мне снилось море. Хороший был сон, уютный, тёплый… А потом в нём какая-то тётка начала у кого-то требовать переоформить дом на какого-то Славика. Я только голос слышала, но уверена, что это не моё воспоминание, а ваше.
– Хм… – дед Егор сдвинул кустистые брови на переносице и задумчиво почесал бороду. – А ну-ка давай с самого начала рассказывай про сны эти.
– Что, прямо с детства начинать?
– Угу…
* * *
За окном уже клубился предрассветный туман, когда Вероника начала своё невесёлое повествование. Понимая, что собеседника вряд ли устроят общие фразы и короткие замечания, она начала вытаскивать из своей памяти всё-всё, что только могла. И про лагерь рассказала, и про то, как позже рассталась с парнем потому, что увидела во сне, что он с другой целуется… Какие-то детали, касающиеся личной жизни посторонних, упускала, потому что нехорошо это – лезть в чужую душу. Особое внимание она уделила сну о дочери, увиденному в больнице после аварии.
Дед Егор слушал её молча, не перебивая. Иногда кивал, иногда удивлённо приподнимал правую бровь.
– Потрясающе! – восхищённо изрёк он, когда Вероника выдохнула, закончив свою двухчасовую исповедь. – Впервые вижу настолько бескорыстного человека. Ты хоть понимаешь, дурында, чего твой дар стоит?
– Если бы его можно было продать, я бы с радостью от него избавилась. Навсегда. И не обзывайтесь, пожалуйста.
– Прости, не хотел обидеть. Но ты и правда никогда, ни разу не задумалась о том, сколько денег можно заработать на чужих тайнах? Да это же золотая жила!
– Ага. И преждевременная смерть. Спасибо, но нет. Я вовремя извлекла нужный урок, – девушка потёрла горбинку на переносице и разочарованно посмотрела на хозяина. – Не думала, что такое от вас услышу. Чего-то другого ждала, но, наверное, ошиблась.
Дед Егор удивлённо моргнул, соображая, чем мог обидеть гостью. Ну правда ведь – с таким даром можно было… Да что угодно можно было, если с осторожностью к делу подходить. Правда, достанься такой дар ему, он бы тоже не стал его для собственного обогащения использовать. Не так воспитан был. И Вероника, похоже, из того же теста слеплена.
– Не знаю, что ты там себе надумала, но я имел в виду, что такие бескорыстные люди, как ты, редко встречаются, – виновато пробормотал он, смекнув, в чём дело. – Просто нынче принято извлекать выгоду из всего, что деньгами пахнет.
– Но вы же тоже не берёте оплату, когда другим помогаете, – возразила Вероника.
– Ну да, – согласился дед Егор. – Не беру. До сегодняшнего дня думал, что я один такой дурак, ан нет. Есть ещё люди, которые не деньгами всё измеряют.
– Не пойму, вы этим фактом опечалены или наоборот?
– Рад я. И озадачен.
– Чем? Что я чужими тайнами торговать не хочу?
– Да ну нет же! Чего ты всё так близко к сердцу принимаешь? Злишься вот, за слова цепляешься… Я похвалить тебя хотел, а вона как всё вывернулось. Нельзя так, Ника. Ежели ты весь мир будешь в штыки воспринимать и в каждом слове обиду искать, то и мир к тебе никогда лицом не повернётся.
Вероника и сама понимала, что разозлилась на пустом месте. Задумывалась ли она о том, что на даре своём заработать может? Да! Только это были бы грязные деньги. Воровство это и вмешательство в личную жизнь. Полы в супермаркете мыть или утки за лежачими больными выносить – и то чище, чем такое. Потому никогда и не делилась ни с кем своей тайной, что много желающих нашлось бы попользоваться её возможностями. Она же не настолько наивная дура, чтобы не понимать этого. В детстве, может, и не понимала, но сейчас-то ей уже двадцать семь! И мозги имеются, хоть дед Егор и сказал, что у неё в голове вместо них тьма.
– Дед Егор, а тьма, что у меня в голове, от травмы может быть? – примирительным тоном сменила тему девушка, чтобы выбраться из возникшей неловкости. – Я во время аварии знатно так приложилась…
– От болезней тьма иная, – принял её капитуляцию хозяин. – Ежели сравнивать, то болезнь выглядит как…
Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась высокая женщина в домашнем халате. Должно быть, та самая, которая присматривала за домом в отсутствие хозяина и накануне впустила Веронику внутрь.
– Господь Всемогущий! – симпатичное круглое лицо посерело, а рука визитёрши сама собой начала выписывать в воздухе кресты. – Егор! Ты ж помер!
– Да тьфу на тебя! – вместо приветствия отозвался дед, а Вероника прыснула в кулак, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
– Но… А «скорая»? Зойка сказала…
– А ты её больше слушай, она ещё не такое скажет, – перебил соседку дед Егор. – Чего тебе не спится-то?
– Так шесть часов же. Козу твою доить пришла и гостью завтраком покормить… – изумлённое выражение никак не хотело покидать ставшее пунцовым лицо женщины. – Ой, как неловко-то…
– Неловко штаны через голову надевать, – сообщил дед Егор и весело подмигнул Веронике. – Спасибо за заботу, но мы с козой сами справимся. Да, Ника? Пойдём, уж и правда пора хозяйством заниматься. А ты ступай, Мария, к себе. И Зойке скажи, пусть поменьше языком мелет, а то сотрёт его скоро.
– Ну и дела-а-а… – соседка ещё раз перекрестилась и исчезла за дверью.
– Вот так и живём, – развёл руками дед Егор, вставая из-за стола. – Зато с перемытыми костьми ходить легче.
– И часто вас хоронят? – не скрывая улыбки, поинтересовалась девушка.