Я сражался в Красной Армии
Шрифт:
Было решено начать разведку в наиболее неожиданное для противника время, не ночью, а на рассвете, в серой мгле мокрого декабрьского утра. В разведку было назначено пятнадцать человек из пятой роты, под командой любимца всей роты, два раза награжденного боевыми орденами — сержанта Беляева.
Начинало светать…. Я находился на наблюдательном пункте, когда легкие орудия противотанковой артиллерии начали вести огонь для прикрытия действий разведочной группы. Огонь велся по участку обороны немцев, где должна была оперировать разведка. Выпустив около полутора десятков снарядов и точно
Противник безмолвствовал… Я отчетливо видел, сначала невооруженным глазом, а затем в бинокль, как одетые в маскировочные белые халаты, наши разведчики, разбившись на небольшие группки, по два, по три человека, быстро двигались по направлению к немецким окопам, находившимся на расстоянии трехсот — четырехсот метров.
Вот они прошли через проход в наших проволочных заграждениях, вот они вышли на нейтральную полосу…. Сейчас начнется…. Еще несколько секунд и заговорят пулеметные гнезда неприятеля. Я приготовился засечь их расположение.
Противник безмолвствовал….
Еще ближе, еще. Вот, почти не сгибаясь, они приблизились к проволочным заграждениям… Я вижу в бинокль, как первая группка пытается сделать проход, растащив рогатки передвижных препятствий.
Стало еще светлей. Все происходящее совершенно отчетливо видное… Противник продолжает безмолвствовать….
Вот сейчас будет сделан проход. Но блеснул огонь и до меня донесся глухой удар… Мина; значит заграждения минированы; второй удар, третий….
Первые подошедшие к проволоке уже выведены из строя. Я вижу несколько тел, лежащих на земле….. Подбегают другие, доделывают работу своих товарищей. Все совершается с невероятной быстротой….. Противник молчит…
Проход сделан… Прошли заграждения, бегут к окопам…….
Остались буквально считанные метры…. Вот, передние уже на бруствере окопов. Опять блеснул огонь, серый дым, снова глухой удар. Бруствер тоже минирован. Новые жертвы…
Задние достигают бруствера. Видно как несколько человек исчезает в немецких окопах…..
Наступает полное безмолвие. Дело принимает совершенно неожиданный для нас оборот. Проходят томительные минуты, кажущиеся необыкновенно длинными.
На наблюдательном пункте — телефон. Телефонист беспрерывно докладывает мне — комиссар батальона спрашивает, — что у нас происходит. Говорю все время вслух — как идут дела — а связной передает комиссару. Сейчас говорить нечего, ибо сам не знаю, что там случилось.
Телефонист передает трубку. Слышу истерический вопль…..
— Да, говорите, говорите же, что там…. - кричит мне в трубку комиссар. — Почему они не идут обратно?
— А вы пришли бы сами сюда — приглашаю я его.
— Да… Но я сейчас занят.
— Тогда придется подождать, пока не выяснится обстановка; сейчас ничего сказать не могу.
Обстановка выясняется. Сначала показывается одна фигура, вылезающая из окопа, затем другая, третья…. Возвращается семь человек.
Несколько тел лежит у проволочных заграждений….. Противник, по-прежнему, безмолвствует….
Разведчики, добравшиеся до окопов, обнаружили, что в них никого нет. По-видимому, немцы, разгадав наши планы, отошли
Потеряв половину своего состава и торопясь вернуться, разведчики не вытащили из развороченной взрывами проволоки тела своих товарищей, видимо, думая, что они убиты. Присматриваюсь в бинокль. Вижу, что двое из них шевелятся. Докладываю по телефону командиру батальона. Слышу, как он басит:
— До вечера придется оставить. Вынести не дадут; угробим только людей.
Я остаюсь на наблюдательном пункте и продолжаю следить за дальнейшим. У противника нет и признака жизни.
Вдруг, справа от меня — удар нашего противотанкового орудия; разрыв на проволоке неприятеля около лежащих тел.
Второй, третий, четвертый, пятый! Четыре снаряда попадают в них. Все перемешивается. Теперь, наверное, раненых нет!
Трудно сейчас сказать, что я пережил. Помню, как вбежал в землянку командира батареи и заорал:
— Ты с ума сошел? Что ты делаешь?
Не отвечая, он в упор посмотрел на меня и, после краткого молчания, почти беззвучно, ответил:
— Я выполнил приказ комиссара и командира батальона.
Когда я вошел в землянку штаба батальона, мне навстречу поднялся комиссар и, подойдя вплотную, произнес:
— Я приказал избавить наших раненых от неизбежных зверств фашистского плена. Вы знаете, конечно, как над ними стали бы издеваться немцы, если бы они попали туда? Спасти их мы, все равно, не смогли. До вечера наших бойцов забрал бы противник…..
…Но предупреждаю вас что о моем приказе никому говорить нельзя. О нем знаем только мы и два человека на батарее. Официально же, все происшедшее ошибка артиллеристов. Вы, надеюсь поняли?
Я понял, но к сожалению, слишком поздно.
4. "Подвиг" уполномоченного НКВД
По мере продвижения советской армии на запад, в ней все увеличивалось количество солдат монгольского происхождения. Узбеки, казахи, тюркмены, татары и др., все чаще и чаще, стали попадаться на глаза. Их бесстрастные лица встречались на каждом шагу. Это явление объяснялось, главным образом, тем, что красная армия несла неисчислимые потери и их нужно было восстанавливать. Своих славянских контингентов уже не хватало. Приходилось усиленно использовать другие народы, населявшие СССР, хотя воевать они упорно не хотели и, поэтому, в данном случае, солдаты были более чем посредственные.
Но с другой стороны, эти солдаты были в некоторых отношениях весьма удобны. Они хуже разбирались в политике, были более равнодушны к этим вопросам (хотя бы внешне), а это, как известно, при некоторых обстоятельствах, считается не плохим свойством.
Но воевать, повторяю, эти сыны востока определенно не желали.
Среди характерных явлений, наблюдавшихся в советской армии во время второй мировой войны, были, так называемые, самострелы. Под самострелом понимается нанесение самому себе ранения или увечья, с целью временного или постоянного избавления от службы в армии. Выше мы уже описывали случай с гранатой, имевший место на ленинградском фронте.