Я - сталкер. Рождение Зоны
Шрифт:
Вооружен враг, конечно же, хорошо: автоматические винтовки, гранаты, пистолеты, наверняка еще несколько неприятных сюрпризов. И это – против гаусс-пушек с небольшой дальностью выстрела…
Совесть боролась с инстинктом выживания.
Я мог бы бросить иномирцев, уйти, невидимым добраться до болот, найти Доктора и Картографа, если они где-то там, убедить их в необходимости отдать мне генератор, вернуться и надеяться на честность Канцлера.
И – второй путь. Принять бой.
Еще недавно я, не раздумывая особо, принял бы первый вариант.
Проклиная свою сентиментальность, отступил еще в сторону и полез на ближайшую березу. Ветки у нее росли почти горизонтально, вытягиваясь в сторону оврага. Американцы открыли пальбу.
Стреляли, что примечательно, не в «македонцев», а в стороны, целясь в меня. Предполагали, что я просто сбежал, отвлек внимание.
Я достиг третьей снизу ветки, уселся в развилке, удобно упершись спиной в ствол, и прицелился.
Чем хороши гаусс-винтовки – они почти бесшумны.
Стрелка не вычислишь по выстрелу. Это выручило нас с Пригоршней во время боя против орды, выручит и сейчас.
Палец мягко – крайней фалангой – надавил на спусковой крючок. Первой моей целью был Ганс. Предателя не жалко. Я выстрелил.
Ганс упал.
Натовцы занервничали, попрятались за деревья, стали озираться в поисках снайпера.
Второй выстрел – в ближайшего американца. Рука дрогнула, я попал ему в плечо, и он рухнул, вопя на весь лес.
Третий выстрел. Промазал. Четвертый – попал, еще один враг выведен из строя. Самое время поменять точку дислокации. Я спустился, обежал дерево между замершими натовцами и переместился им в тыл. После нескольких секунд затишья началась пальба: американцы стреляли по иномирцам, те пытались огрызаться в ответ – безуспешно.
Очень скоро они замерли на политой кровью траве, пронизанные пулями из нескольких винтовок.
Все кончено. Уходить? Или остаться и попробовать отомстить?
Американец, за спиной которого я стоял, медленно обернулся. Глаза его расширились: он меня увидел.
Я не успел отреагировать. Натовец вскинул винтовку и выстрелил, я рефлекторно перекатился. Пуля просвистела совсем рядом. Как известно, если ты пулю услышал – она не «твоя», не попали в тебя.
На звук выстрела обернулись остальные: в поле видимости было пятеро врагов.
Это что же, артефакт выдохся, перестал действовать?!
Прощайся с Зоной, Химик, и со всем, что тебе дорого: пришел конец. Я успел увидеть, как, будто в замедленной съемке, молодой натовец, прыщавый и белобрысый, снова давит на спусковой крючок. Дрогнул ствол винтовки, выплевывая пулю…
Я лежал на боку, сжимая гаусс-винтовку, в совершенно незнакомом лесу – редком, хилом, какой обычно растет на болоте. Кругом было тихо и почти темно, звенели комары, стонала выпь. Пахло сыростью.
Прямо передо мной горел костер, не разгоняя мрак, а только делая его гуще. Скрытый языками пламени некто смотрел на меня.
– Кто здесь? – спросил я на всякий случай.
– Я, – к моему удивлению ответил кто-то. – Опустите оружие.
– «Я» бывают разные, – проворчал я, и не думая менять позу. – Меня зовут Химик.
– Мы знакомы. Опусти оружие, оно меня нервирует.
– И не подумаю. Давай, нервный, представляйся.
– А я не назвался? – удивился невидимка. – Тебе нечего бояться – американцы остались далеко, а я для тебя не опасен. Меня зовут Картограф. Ты искал встречи? Не удивляйся, что все произошло так неожиданно и странно.
– Но как я здесь оказался?
– Я тебя перенес.
– То есть?
Почему-то я сразу поверил ему.
Рядом, подкидывая в огонь хворост, расположилась живая легенда Зоны. Веточка вспыхнула и высветила Картографа: бородка, волосы до плеч – темные, но с седыми прядями, – глубокие, будто смотрящие сквозь тебя глаза. Я поежился. Еще при первой встрече с Картографом я подумал, что он все обо всех знает. Не как манипуляторы-телепаты, не копаясь в голове, – просто знает.
– Зачем вы побеспокоили меня? Я ушел давно, и не хочу возвращаться.
Я пожал плечами: черт знает, что отвечать. Мое дело маленькое. Мне бы выжить и друзей вернуть. Заберу Искру и Мая в Зону. Из парня выйдет толковый сталкер, а Искра женит на себе Никиту – все польза, напарник перестанет Энджи вспоминать и за девками бегать. Потом у них родится много маленьких Пригоршень, они будут бегать за мной, звать «дядей Химиком» и клянчить пригоршню денег… Какая только чушь не лезет в голову!
– Никогда не думал, что вернусь, – повторил Картограф, – я крайне редко меняю свое решение. Ты – любимец Зоны, а значит, мне интересен. Расскажи, что стряслось. С чего вдруг я понадобился Небесному городу.
– Город падает, – сказал я, поднимаясь, – ему осталось три дня, уже – два! Канцлер…
– Этот псих все еще у власти? Ну-ну. Продолжай, но имей в виду: с каждой минутой мне все меньше хочется назад.
– Канцлер отправил нас за генератором…
Возникла мысль, что сейчас самое время перетянуть Картографа на свою сторону. Но тогда… Может быть, его земляки и не убьют, а вот меня – запросто. Значит, будем рассказывать правду, только правду и ничего, кроме правды, умолчим и о предположениях – что меня прикончат, получив генератор, и что друзья мои погибнут.
Набрав в легкие побольше воздуха, я приступил к вдумчивому рассказу – с самого начала, то есть, с того момента, как мы с Пригоршней нашли Зерно. Гибель Энджи, наше с Никитой путешествие в другой мир, холмы, Черный город, лес, нашествие диких… Он слушал, не перебивая. Я поведал о Столице, цивилизации телепатов, их предложении. Об установках климат-контроля, драке с дикими, похолодании и неверии людей. В общем, выложил все, как на духу, даже то, что Канцлер оставил Пригоршню в заложниках.