Я - сталкер. Рождение Зоны
Шрифт:
Пока я разглядывал таблички, Картограф водрузил Зерно, то есть, преобразователь, на подставку. Телепорт вздохнул и засвистел, будто оживая.
– У вас сейчас ниже нуля, надо бы утеплиться.
– Так и сделаем, – Картограф толкнул стену – она отошла в сторону – и вывалился ворох отсыревших вещей. Тут были и камуфляж, и ватники, и сапоги. Я взял шапку-ушанку с красной звездой: как-никак на подвиг идем, пусть знают русских! Надел шерстяные варежки.
Меня грело теплосберегающее белье, а Картографу пришлось основательно утеплиться и под камуфляж надеть тонкий ватник. Пока он облачался, я проверил рюкзак: контейнер с артами на месте, «миелофон» жив, остальные расплющило в тоннеле. Гаусс-винтовку, отобранную у мертвого конвойного, – через плечо… Вот так, готово.
Засвистела, отодвигаясь, дверь с изображением человечка, и закрылась, едва мы переступили порог. Изолятор тут был попросторней того, что я видел в мире Картографа. Нажав красную кнопку на двери напротив, он щелкнул по серебристой стене, и она превратилась в монитор, светящийся синеватым.
Картограф поднес к нему устройство, похожее на ПДА, где, видимо, было что-то типа инфракрасного порта: по монитору побежали рядки цифр, начали вспыхивать разноцветные точки и накладываться друг на дружку.
– Я ввожу данные конечного пункта, – объяснил он. – Это займет некоторое время.
Изолятор напоминал просторный железный гроб, было неуютно. К тому же, температура поднялась градусов до двадцати пяти, я вспотел и стянул ушанку.
Зажглись красноватые лампы, и пространство завибрировало. Картограф убрал прибор в карман камуфляжа.
– Готово.
Вспышка – и дверь распахнулась. В лицо тотчас прилетел снежный заряд. За порогом бушевала зима, крутилась поземка. Снега навалило чуть ли не по колено, перед стволами деревьев были сугробы по самую шею. Попавший в изолятор снег начал таять.
Едва мы вышли из изолятора, дверь захлопнулась сама собой. Телепорт, присыпанный снегом, напоминал юрту. Неподалеку под огромными сугробами угадывались развалины. У сооружений не осталось даже крыш, лишь ржавые балки, коричневые стены и столбы, торчащие гнилыми зубами.
– Совсем стихия разошлась! – прокричал Картограф, поворачиваясь, чтобы перекрыть свист ветра.
Сверившись с устройством, он прищурился и махнул направо:
– Нам туда.
Мы шли, по колено проваливаясь в снег. Ветер хлестал сбоку, и левая половина лица оледенела – пришлось замотаться шарфом, оставив открытыми лишь глаза. Я пожалел, что не сменил «берцы» на валенки: скоро начнут мерзнуть ноги.
Услышав сдавленный рев, мы замерли, завертели головами, и я увидел между деревьями птицедракона, наполовину заметенного снегом. Еще живой, он тянул к нам голову – типичную голову рептилии. С трудом поднявшись, дракон попытался расправить крылья и рухнул, обдав нас снежной пылью.
Огромное животное с золотой чешуей, олицетворение природной мощи, лежало сломанной игрушкой. Янтарные глаза с вертикальными зрачками смотрели на нас с надеждой.
– Все погибнут, – проговорил Картограф задумчиво. – Они на зиму забиваются в пещеры и там впадают в спячку. Их совсем мало осталось, теперь зима не по расписанию, и они спрятаться не успели.
Снега становилось все больше, и все труднее было разглядеть корни под ногами. Картограф споткнулся и рухнул, успев выставить перед собой руки, а я заметил кусок черной шкуры, сообразил, что препятствие – не корень, принялся копать.
Это была девочка-подросток в шубе, закутанная по самые глаза. Я стянул с ее лица повязку: уже посинела, хотя тело еще не до конца остыло, и суставы гнулись.
– Черт, – выругался я. – Вашего Канцлера надо казнить!
– Идем, ей уже не помочь. Нам уже недолго, – на шарфе, закрывающем его лицо, напротив рта образовались кристаллики льда.
Деревья становились все ниже. Вскоре мы вышли на опушку, поросшую самосевом размером с обычную сосну. Картограф посмотрел на прибор, где было подобие навигатора, и уверенно зашагал вперед.
Снег падал настолько плотно, что заставы видно не было. А хотелось бы узнать, что там. Мертвая девочка не просто так попалась нам на пути: наверное, деревенские потянулись в город, надеясь на спасение. Интересно, Канцлер выполнил обещание и взял двести человек крестьян?
Картограф остановился в середине поляны и принялся разгребать снег:
– Помогай. Мы на месте.
Под снегом была бетонированная площадка с обычным откидным люком с двумя ручками. Картограф попытался его открыть, но крышка, видимо, примерзла намертво. Уцепившись за вторую ручку, я напрягся, и люк распахнулся, отбросив меня в сугроб.
Отряхнувшись, полез за Картографом.
По лестнице, слава богу, не железной, а скорее пластмассовой, мы спустились в тоннель. Картограф нацепил налобный фонарик, второй протянул мне: луч разрезал мрак и утонул в темноте.
– На случай ядерной войны, – объяснил Картограф. – Тут хранилась бы техника. Бетонная площадка – люк для старта флаеров.
Эхо громом прокатилось по тоннелю.
– Почему ты знаешь про войну между людьми, а остальные – нет?
– Когда ходил в Столицу, взял не только генератор с преобразователями, но и информационные носители, где были записи, оставленные специально для потомков.
– Опасные сведения.
– Да, потому что на ненависти к нечисти держится власть Канцлера. Убери внешнего врага, и все начнут расшатывать несовершенную систему.
– А сам Канцлер знает, кто с кем воевал?
– Без понятия. Одно ясно: не стремится узнать. Все экспедиции, возвращавшиеся из Столицы, уничтожал именно он. Отбирал добычу и «сливал» людей. Я догадывался об этом, потому перед отправлением в Столицу провел огромную работу с населением, в Городе много тех, кому можно доверять.
– Везде твои портреты висят, – сказал я уже на ходу.
– Они должны были меня героизировать.
Ступали мы осторожно, поводя стволами гаусс-винтовок по сторонам, но никто на нас нападать не спешил. Под землей было ощутимо теплее, и вода, капающая с потолка, не замерзала. Если замереть и прислушаться, то перезвон капель, звучащий на разные лады, завораживал, отвлекал от мыслей о том, что Пригоршня, возможно, уже мертв.