Я стану твоим другом
Шрифт:
Дарина задумалась. Действительно, её бабушка не раз высказывала пожелание поесть карпиков. Она не могла дождаться, когда у соседа деда Лёни закончится очередной запой, и он отправится на рыбалку.
– Разве рыба днём ловится? Я слышала, бывает лишь утренний и вечерний клёв.
Феликс фыркнул. В чём, в чём, а в рыбалке он разбирался. Хотя бы в этом мог показать себя с лучшей стороны и реабилитироваться перед Дариной.
– Карпики клюют и днём, лишь бы не было слишком жарко. Ну так что придёшь? Брать удочки на тебя? – Он скрестил пальцы на руках, мысленно уговаривая девочку, согласиться.
– Приду. Бери. Когда-то я рыбачила с отцом, – произнесла Дарина и осеклась. В глазах заблестели слёзы.
Феликс растерялся. Ему хотелось её утешить, но он понятия не имел, как это сделать.
– Не расстраивайся, – пробормотал он.
Дарина сглотнула комок в горле.
– Всё в порядке. Пока. Мне туда, – она показала в сторону узкой улочки, заросшей травой. По грунтовой дороге давно никто не ездил и её тоже стал захватывать густой кучерявый спорыш.
– До встречи, – кивнул Феликс счастливый от того, что у него получилось сделать первый шаг навстречу дружбе с этой девочкой-колючкой.
Находясь рядом с ребятами, Дарина держалась, не подавала виду, что сильно утомилась. Но как только покинула их, поплелась, еле волоча ноги, гудящие от усталости. Шесть рядов томатов оказались для неё непомерной нагрузкой. Правую руку свело судорогой, она потрясла ею, пытаясь избавиться от боли. Бабушка Маша, встретив её у калитки, покачала головой.
– На тебе лица нет! Перегрелась что ли? Зачем платок сняла? Солнце по башке шарахнет, мало не покажется.
– Я его уже в хуторе сняла. И не перегрелась, а немного переработала.
– Тогда иди умывайся, я налила воду в таз, она уже на солнышке согрелась.
Дарина, покряхтывая, как древняя старуха, сняла платье, надела купальник и отправилась умываться. Она еле смогла наклониться над тазом, так болели мышцы спины. Сил едва хватило на то, чтобы прополоскать платье и платок, повесить их на верёвку. Вяло, без аппетита поев, Дарина с трудом вместила в себя небольшую тарелочку зелёного борща, но зато компота из яблок и груш выпила сразу пару кружек. Вспомнив, что обещала пойти на реку, пожалела об этом. Сейчас хотелось одного: лежать в холодке и не шевелиться. Она дала себе десять минут отдыха, а потом, прилагая некоторые усилия, поднялась.
– Опять на речку? – Бабушка Маша жалеючи смотрела на уставшую правнучку. – Пошла бы в хату, да отдохнула как следует, а потом бы отправилась купаться.
– Всё нормально. Вода как раз и снимет усталость.
– Тебе одной поди у меня скучно? Завтра, а может уже и сегодня, к бабе Зине приедет внучка. Вдвоём вам поинтереснее будет. Я её ни разу не видела, но она почти твоя ровесница, старше только на год или два. Зина расхваливала, что она у неё красавица и умница.
Дарина фыркнула. Какая бабушка не считает свою внучку самой красивой. Она как-то нечаянно услышала разговор бабы Маши с дедом Митей.
– Даринка вырастет весьма пригожей. Уже сейчас она хорошенькая, как картинка, а оперится, ещё лучше станет.
Сравнение с неоперившейся птицей позабавило Дарину. Вообразив себя в перьях и крыльями, засмеялась. Возможно, сейчас она представлялась бабушке неуклюжим гусёнком или утенком в жёлтом пуху.
– Верно, и теперь неплоха, – прогудел дед Митя в бороду. – Жаль только сильно белокожа, солнце что ли её не берёт? Выглядит чуток болезненно.
– Она загорает, но очень медленно и долго, стать смугленькой у неё не получится, цветом кожи она в мать пошла. Анна так вообще сгорала на солнце, в этом Дарине больше повезло. Я ей для работы на поле своё любимое платье отдала, оно как раз с длинными рукавами, но прохладное. Я его только один раз надела, когда провожала Гришу на фронт.
Дед Митя поперхнулся.
– Как ты его сохранила? И оно не сопрело за семьдесят семь лет?
– А чего ему сделается в сундуке из ясеня? Воздух туда не попадает, никакая моль не заводится, все вещи как новенькие, даже не пожелтели. У меня ещё бабушкины вышитые рушники лежат, я даже мамино свадебное покрывало сохранила. Теперь это раритет, – со знанием дела произнесла баба Маша.
– А мой сынок всё выбросил, когда отопление проводил и ремонт в хате делал. Сказал: нечего старьё хранить. Я не стал с ним спорить.
– У меня тоже Анна пыталась выкинуть, но я ей не позволила. Когда помру, тогда пусть, что хотят, то и делают.
От старинного платья, выглядевшего немодно, словно из прошлого века, что собственно так и было, Дарина поначалу отказывалась, но уступив бабушке, попробовала в нем работать. В платье оказалось удобно и нежарко, а главное, воздушные рукава и высокий ворот сохраняли кожу от солнца, не позволяя ей сгореть. Оно легко отстирывалось и быстро сохло. Но самое удивительное, что наряд очень шёл ей. Хотя до появления ребят на поле смотреть на неё было некому.
Дарина, прихватив пакет с покрывалом, бутылку с водой, полотенце и роман Хемингуэя «Старик и море», неторопливо направилась к речке. Не то чтобы она очень любила творчество этого писателя, просто ей удивительно хорошо дремалось после прочтения всего нескольких страниц из этой книги.
Возле ивы её уже поджидали Иван и Феликс, на траве рядом с ними располагались удочки, коробки с наживкой, ведра и подсачек с длинной ручкой.
–Я уж думал ты не придёшь? – выдохнул с облегчением Феликс.
– Почему не приду. Я всегда в это время хожу на речку. Купание лучше всего снимает усталость. Может, сначала поплаваем?
Феликс быстренько перенес сумку с едой и коробки с червями в тень, затем принялся раздеваться. Сбросив шорты и футболку, остался в одних плавках. Дарина, сняв сарафан, аккуратно положила его на пакет с вещами. Она старалась не смотреть на слишком худое тело Феликса, отчего-то оно напомнило ей измождённую тушку курицы, предназначенную для бульона, одни кожа да кости. Его явно не мешало бы подкормить. Рядом с крепким, плотным Иваном он выглядел узником концлагеря.