Я стану твоим врагом
Шрифт:
Несмотря на дерзкий тон, Нестор не обманывался по поводу девчонки: посыльный от Большого Питона имел право разговаривать с адресатом на равных. Послание было передано, и гонор у неё резко поубавился: склонив голову набок, она ожидала от него ответа.
— Что за дело у тебя к Янушу?
— Дык, — сразу сбавила обороты Фло, бросая быстрый взгляд на лекаря, — знамо дело. Лекарство волшебное надобно.
— Неужели для самого Питона? — усмехнулся Нестор, и по мелькнувшему в карих глазах огоньку понял, что угадал. — Вот оно как… Глава ночного Галагата пользуется моим лекарем у меня за спиной? Януш, — Нестор обернулся к растерянному лекарю, окинул
— Я давал лекарство для твоего брата, Флорика, — проговорил Януш, глядя на девушку. — Для Феодора. Как он?
— Даже лучше, чем мы ожидали. Кланяется вам, мессир, и заверяет в вечной дружбе, — подтвердила Фло.
— Та-ак… — протянул Ликонт, скрещивая руки на груди. — Значит, я имею честь разговаривать с сестрой Большого Питона?
— Полноте, — отмахнулась девушка, и в карих глазах заплясали опасные огоньки, — к чему все эти церемонии! Лекарство-то дадите?
Нестор кивнул Янушу, и лекарь достал из сумки крохотные колбочки, передавая их Флорике. Девушка бережно переложила лекарство себе, и испытующе глянула на герцога.
— Я буду там, — ответил ей Ликонт. — Можете не сомневаться, я буду.
Флорика облегчённо выдохнула и, отвесив очередной шутовской поклон, выскользнула за дверь.
— Кто она?
— Бывшая служанка леди Марион, — без колебаний ответил Януш. Когда Нестор хотел что-либо узнать, остановить его означало голыми руками пытаться удержать стадо диких буйволов. — Я лечил их, когда граф Хэсский встретил меня на улицах города. Они ушли от баронессы, и, как видно, неплохо поднялись в теневом мире.
— Очень даже неплохо, — задумчиво посмотрел на закрытую дверь Ликонт. — Леди Марион, говоришь? А она по-прежнему полна сюрпризов…
Януш бросил быстрый взгляд на патрона и тотчас опустил глаза: скрыть что-либо от проницательного герцога было задачей сложной, но за годы службы лекарь выработал свою стратегию — глаза в пол, и думать об отвлечённом. Помогло и на этот раз — Нестор посмотрел мимо него, также думая о своём.
Януш совершенно не хотел, чтобы их дружба, которая вновь окрепла столь чудесным образом после неприятного визита короля Андоима, вновь дала трещину. И всё же тоскливое предчувствие, не отпускавшее лекаря с того самого момента, когда Нестор едва не вытряс из него душу, заставив выдать место пребывания Марион, только укрепилось при виде не то задумчивого, не то одурманенного патрона, в глубине глаз которого полыхало дикое, прежде невиданное им пламя. Состояние было очень близко к тому, когда патрон потерял руку, и впервые на его памяти сорвался, осыпая проклятиями и ругательствами имя Синей баронессы. Тогда Януш очень не хотел их вражды — столь же сильно, сколь сейчас не хотел их дружбы.
Он никогда не знал любви, это верно — но много раз видел, как люди теряли голову, окунаясь в омут страсти. Подобного не случалось с Нестором, но то, что происходило сейчас, Януш с полной уверенностью всего своего лекарского опыта мог назвать первыми признаками помешательства.
И Клеветник его раздери, он готов был поклясться, что это помешательство и есть то самое чувство, которое люди называют любовью.
А ещё он знал — и это наполняло его сознание особенно жаркой волной отчаяния — что Нестор Ликонт всегда добивается своего…
— Януш, — ворвался в его мысли голос патрона, — едешь в лес вместе с Наалой. Всеми правдами и неправдами тащишь её с собой. Ты там был, ты знаешь, какие там… условия. А теперь, когда на трёх немощных осталась одна Юрта…
Лекарь усмехнулся: слышала бы Марион, как посмел её назвать валлийский командующий!
— Не ждите меня, — добавил Нестор, открывая дверь. — Как вернётесь, из поместья ни на шаг. Проследи за всем, Януш.
Лекарь кивнул, поднимая наконец глаза на патрона.
— Конечно, Нестор. Езжай спокойно, у нас всё будет хорошо.
Ликонт помедлил, точно собираясь сказать что-то ещё, затем, решившись, быстрым шагом покинул лабораторию. Януш с силой протёр глаза, прогоняя невесёлые мысли, и вышел следом.
Флорика погоняла коня, как могла, переходя с рыси в галоп, и едва успела к особняку, когда оттуда, поддерживаемый Ренольдом, вышел уже переодетый брат.
— Куды?! А лекарство?! — завопила она, спрыгивая с коня. — Фео! Даже мессир Януш со всем своим талантом не поставит тебя на ноги, если…
— Остынь, — разомкнул чёрные губы Фео, — доктор Гордей уже здесь. Ждали только тебя. Сейчас уколемся и поедем… остальные уже на местах.
— Фу, — поморщилась Флорика, рассматривая разукрашенное лицо брата.
Художники Большого Питона постарались на славу: чёрные разводы и жуткого цвета кожа, с кое-где прилепленными для пущего эффекту струпьями, вызывали стойкое отвращение и наверняка вселяли бы потусторонний ужас, не участвуй она лично в создании подобных «украшений».
Флорика перевела взгляд на сопровождавшего Питона Ренольда и едва сдержала рвотный порыв, сглатывая подпрыгнувший к горлу ком. Телохранитель широко ухмыльнулся, демонстрируя чёрные зубы, и девушка поспешно отвернулась, ожидая, пока бледный, но мужественно державшийся от вида подобных декораций храмовый доктор введёт своими чудесными иглами волшебное лекарство. Гордей вопросов, к его чести, по-прежнему не задавал, но люди Топора наверняка напомнят доброму доктору о необходимости держать рот на замке. В довесок к плотно набитому кошельку, конечно же.
Обведя пустующую улицу взглядом — что угодно, лишь бы не видеть разукрашенные рожи — Фло не надеялась увидеть здесь нищую попрошайку. Обычно громилы из охраны Ренольда не пускали сюда даже брехливых псин, подстреливая тех ещё на подходе — но эту, очевидно, задержать всё же не решились.
— Виверия, — признала городскую пророчицу Флорика.
В памяти всплыла их единственная встреча — в день свадьбы Таиры и Андоима — и четыре пророчества, которые старуха успела поведать до того, как королевский стражник прогнал её с площади. И ведь проклятая ведьма действительно не ошиблась! Грянул большой мор, и многие погибли. Её брат, Феодор, подарил поцелуй самой смерти — если так можно назвать их прощальный поцелуй с подхватившей лесную хворь Таирой. Невинная рука вернула городу спокойный сон — тоже правда. Фео дополнил их кодекс, ввёл новые законы и новые наказания за непослушание — в целом, благодаря его стараниям и помощи Ренольда с Бенедиктом, городу действительно стало спаться спокойнее. Вот только и его рука уже давно не была невинной. Пусть пришёл Фео к власти не путём убийства, как положено по кодексу — о чём, впрочем, не знал даже Бенедикт — но расправлялся с зарвавшимися бандитами достаточно хладнокровно, спуская Топору, своему личному палачу, многое из того, что раньше внушало ужас не только Флорике, но и ему самому. Иначе и быть не могло — Фео приходилось доказывать своё право главенства над остальными. Он поступал так, как должен был, меняя кодекс под себя медленно, постепенно — но неизбежно теряя значительную часть себя в процессе.