Я стану твоим врагом
Шрифт:
Что же там ещё? Старуха говорила что-то о силе двух, которые сотрут королевскую династию в порошок, или что-то вроде того…
— Эй, — Флорика сбежала со ступеней крыльца, выбегая мимо охраны на улицу, — стой! Виверия, или как там тебя…
Старуха и не думала уходить: остановилась, вперив немигающий взгляд в её лицо, закуталась в грязную накидку, пряча руки от ветра.
— А, дитя моё, — нараспев проговорила она, когда Флорика подошла ближе. — Не переживай. С твоим братом всё будет хорошо.
Голос пророчицы, против ожидания, оказался внятным и звучным — ничего похожего на то заунывное, утробное завывание, которое Фло слышала от неё на городской площади. Девушка нервно оглянулась на особняк, окинула взглядом готовых к отправлению лошадей, и
— И на том спасибо, — кивнула она. — А вот скажи-ка мне, старая, что ты там про королевскую династию-то пела? Будто двое повергнут её в прах…
Виверия улыбнулась, и Флорика едва не отшатнулась в страхе — улыбка у ведьмы оказалась молодой, слишком молодой для испещрённого морщинами лица, с ровным рядом крепких белых зубов.
— Так и есть, дитя моё. Сегодня твой брат поставит шах королю. А завтра ты поставишь мат его брату…
— О-Оресту? — уточнила Флорика. — То есть, эти двое и есть мы с братом? Ты… уверена, мать? Я не собираюсь свергать, убивать или давить в порошок принца Ореста! Может, ты спутала что-то? Скорее, это герцог Ликонт уберёт последнего из династии, чтобы дорваться до власти! Окстись, старая!
Вместо ответа ведьма прикрыла глаза, шумно втягивая носом воздух. Снова улыбнулась, отчего её лицо просветлело, сверкнула крепкими молодыми зубами.
— Чую его запах на тебе, — проговорила проричица медленно, с придыханием, и изменившийся голос её внезапно показался Флорике совсем не старческим. — Чистый и нетронутый… благословенный… скоро, уже очень скоро я дождусь своего…
Флорика не выдержала, отпрянула назад, когда Виверия распахнула неожиданно молодые глаза, и пошла прочь, накидывая грязную шаль на седые волосы…
Король Андоим ехал по просёлочной дороге, ведущей в обход города, к древнему кладбищу, на котором испокон веков хоронили знать. Сегодняшняя служба показалась как никогда утомительной и раздражающей — не то чтобы он часто бывал в храме, конечно. Погребальный звон, близость заразных улиц Галагата, взгляды придворных шакалов, сопровождавших его — всё раздражало, выводило из себя. А когда к процессии присоединился светлый герцог Ликонт, он окончательно рассвирепел, едва подавляя горячее желание наброситься на него тут же, порвать в клочья — голыми руками, если потребуется.
Он никогда не боялся тайного советника своего отца, и не боялся его даже сейчас, когда командующему чудесным образом удалось вырваться из пропитанной лесной заразой тюрьмы целым и невредимым. Даже когда Высший Суд вновь присудил ему звание командующего. Страх проник в него уже позже, когда он увидел, как Ликонт смотрит на него — или сквозь него, если быть совсем уж точным. Будто его, Андоима, попросту не было на троне! Проклятый, проклятый ублюдок! Отец свихнулся тогда, много лет назад, отдавая приказ об уничтожении четы Ликонтов, и при этом оставляя в живых их единственного наследника мужского пола — на счастье, как он сказал. Клеветник его раздери, этот «счастливый человек», как герцог сам себя называл, оказался просто поразительно живучим! Его не убили ни свалившаяся на него в далёком детстве гибель родителей, ни дворцовые интриги, ни годы войны, ни многочисленные покушения, ни заключение — проклятье, его не брала даже лесная хворь!
Какого рожна ему нужно на церемонии?! Что он хочет показать своим присутствием? Андоим бросил ненавидящий взгляд из окна кареты на ехавшего чуть в стороне Ликонта. Герцог даже не пытался скрыться от его глаз — более того, приехал в гордом одиночестве, без охраны и сопровождения — самоуверенный болван! Такой шанс он не упустит. Командующему недолго радоваться своему вновь обретённому званию — он попросту не вернётся со старого городского кладбища в своё уютное поместье…
Андоим ухмыльнулся собственным мыслям, откидываясь обратно на подушки. Надо будет только разогнать этих придворных куриц, собравшихся главным образом скуки ради. Ох уж эта глупая традиция — чтить память ушедших навсегда! Кому это нужно, кроме монахов и священства? Кстати о последних — пора бы резать корни старой веры. Его давно бесило всё, что было связано с Единым: храмы, душные, гулкие, давящие; ханжеские нравы, весь этот идиотизм, в который верили только такие святоши, как Януш или… или Таира.
Мимовольно он задумался. Что он знал о своей супруге? Практически всё — и абсолютно ничего. Она и в самом деле оказалась хрупкой аверонской игрушкой, чересчур хрупкой для него, обожавшей цветы, романтику, прогулки по саду, и длительные службы в храме Единого — возможно, единственное место, где он не мог её достать, просто потому, что самому преступить порог храма каждый раз становилось для него всё большей пыткой. Казалось, стены здания сжимаются, выталкивая его наружу — зато Таира могла прятаться от него там, сколько угодно. И эти прогулки по саду… ему было совершенно неинтересно, чем на самом деле живёт и занимается молодая королева. Настолько, что он даже не особо разгневался, когда узнал, что эта стерва, леди Марион, оказалась хитрее его шпионов, раз за разом срывая их наблюдения, помогая своей подопечной уйти от вездесущих глаз и ушей.
Скорей бы всё это кончилось. У него есть дела поважнее этих проклятых традиций. Сейчас он отдаст свой последний супружеский долг на глазах у пары десятков самых приближенных придворных — и прощай навсегда, аверонская принцесса! К слову, на днях приезжает императрица Северина — но ей прекрасно покажут путь к месту захоронения дочери и без него. Старуха не заслужила и капли его внимания. Пожалуй, не заслужила и гостеприимства — и при мысли о возможностях публичного унижения стареющей императрицы на губах короля вновь заиграла кривая ухмылка. Северина выкатится из его дворца кубарем — вместе с этими бесполезными отбросами, камеристками его покойной жёнушки. Леди Марион, по слухам, исчезла ещё вчерашним утром — что ж, в таком случае, осталась лишь герцогиня Гелена. Кстати, о последней… надменная аверонка ещё не растеряла своей привлекательности, несмотря на зрелый возраст. Пожалуй, стоит воспользоваться таким уникальным случаем. Ещё раз отыграться на очередной аверонской шлюхе…
Карета остановилась, и Андоим без удовольствия выглянул в окошко. Охрана выстроилась вдоль главных ворот, десять лучших воинов, личная охрана монарха. Сопровождавшие процессию стражники, небольшой отряд из шести воинов, выстроились у дороги, оцепив карету кольцом, и Андоим наконец вышел в открытую лакеем дверцу.
Придворные, прибывшие на каретах, остановились у ограды, выложенной серыми валунами, и почтительно склонились, позволяя королю в одиночестве почтить память захороненной в фамильном склепе молодой супруги. Андоим стрельнул взглядом в сторону одетых в чёрное, как вороньё, прихлебал: командующий Ликонт спокойно остановился у ограды вместе со всеми, даже облокотился о серые камни, разглядывая старое городское кладбище с таким вниманием, будто перед ним раскинулись, по меньшей мере, войска противника.
В самом центре, недалеко от входа, располагался фамильный королевский склеп — а вокруг и на целое поле позади него нестройными рядами располагались могильные плиты упокоившихся высокорожденных. Хоронили на старом кладбище и особо отметившихся простолюдинов, и при мысли об этом Андоим поморщился, ступая на каменную дорожку, ведущую к склепу. Теперь, когда он добился своего, отправив отца к прародителям, ему начало казаться, что королевская власть даёт не так много, как он ожидал. Врагов оказалось куда больше, чем друзей — и те, и другие не давали продыху, душили, наступали, выжидали и таились. Андоим стал хуже спать и чаще видеть кошмары, хотя никогда не страдал ничем подобным. Не раз и не два мерещились ему фигуры в чёрном в наглухо запертых окнах, слышался скрежет в камине, и чьи-то кошачьи, осторожные шаги. Король мог бы списать всё это на проснувшуюся в нём паранойю, если бы его последняя любовница не услышала того же. Должно быть, проклятый Ликонт всё же испытывал его, подсылая своих убийц к нему в постель — но недолго, недолго ублюдку радоваться. И у него есть слабые места…