Я – Стрела. Трилогия
Шрифт:
— Меня трясет от желания, — честно признается Камачо, — а ты напряженная и избитая. Поспи немного, а я к себе, быстро решу вопрос с потребностями.
Мудрое на первый взгляд предложение… категорически не нравится моему телу. Оно опять проснулось и, несмотря на неприятные ощущения в местах синяков, продолжает настоятельно требовать хоть немного настоящей подзарядки. Той самой, правильной. Просто касания его уже не устраивают.
— Не уходи, — выдавливаю я и облизываю губы.
Под моими руками тут же каменеет нобиль. Я знаю эту реакцию. Так он реагирует на мои заинтересованные взгляды, неровные вздохи, касания.
— Останься, — шепчу я, — Останься со своей невестой.
И Камачо закрывает
— Нет, тебе надо отдохнуть. Я не смогу нежно.
Он делает шаг назад, но не может отойти, потому что я крепко, до треска, удерживаю его за рубашку.
— Ты что, хочешь, чтобы я упрашивала?
Мы оба бросаем быстрые взгляды на запертую дверь. Нобиль шепчет.
— Ладно, теперь моя очередь сказать: «Извини»… Точнее «Прости» за то, что будет.
— Почему «прости»?
Но мой вопрос игнорируют. Он проводит пальцем по линию носа, мягко трогает губы, поглаживает по выступу подбородка. Один раз. Два. Три. Как художник наносит мазки. И дальше вниз, по центру шеи, еще ниже, в точку под грудиной, медленно, окончательно распахивая сорочку.
— Нежная, — его голос будто скользит по коже в след за пальцами. — Пугливая. Мягкая.
Меня трясет от желания поторопить и страха к чему может привести темнота в его глазах. Он слизывает каплю испарины с моей шеи, опаляя дыханием кожу почти рядом с болезненным местом, и я судорожно вздыхаю.
— Чувствительная, — с удовольствием добавляет Камачо.
Легко, будто играючи, меня подхватывают под ягодицы, и я плыву по воздуху к кровати, подтягивая к себе его голову, переплетаясь языками. Мы два огня, обвивающие друг друга, не разделяющие, где чей пламень. Я полностью расслабляюсь, но приземление на кровать оказывается довольно жестким. Глядя в глаза, Райден расшнуровывает на мне левый ботинок и отбрасывает его на пол. Затем туда же улетает правый. Движения Камачо уже не медлительные и предвкушающие, а скорее торопливые, словно он все хуже себя контролирует. Белье и брюки сдергивает рывками, иногда останавливаясь и жадно меня целуя. Я цепляюсь за него, хватаю за волосы и тяну к себе, тоже спеша дотронуться, сцепиться.
— Сейчас, — шипит он. И почти рвет на себе одежду, раздеваясь в считанные секунды.
Мы впервые полностью, абсолютно наги. Как новорожденные. И мне совершенно не стыдно, только жарко и влажно внизу живота. Вздох. Что мне сделать, чтобы мы никогда не остыли. Чтобы всегда, только от одного его вида, сердце билось испуганной птицей и взлетало в небеса. Как сейчас. Чтобы от ощущения его пальцев так же горела душа. Камачо — это обещание. Сплошное обещание криков и стонов, в нем все, и муки ожидания, и счастье уверенности, и надежды, что это никогда не прекратится. Взгляд. Он всегда так смотрит перед тем, как срывается. И сегодня все темнее, напряженнее, еще безумнее, чем обычно. Словно с каждой нашей близостью мы становимся более зависимыми и более жадными.
Стон. Без одежды мы словно без кожи, сплошные обнаженные нервы, голые, гибкие, с тающими телами и торчащими сосками. Два кусочка одного пазла, крутящиеся в поиске соединения. Он хватает мое бедро и тянет, поворачивая, будто хочет положить меня на живот, но передумывает на полпути. Верхняя часть меня остается лежать на спине, зато нижняя половина развернута и позволяет Камачо поглаживать там, снизу, где закрывает нога, и я уже ничего не вижу. Я таю, истекаю трепетом и муками желания. Призываю всем своим существом, и он отвечает. Быстро, неотвратимо,
На попытки дотянуться, Райден ловит мои руки, сцепляя над головой, прижимая к кровати и снова бьется о меня всем телом, каждым рывком извлекая длинные стоны наслаждения. Толчок — стон, толчок — вскрик. Все быстрее. До вспыхивающего под веками белого пламени. До огня между ног. Я пытаюсь не кричать, но это плохо получается. Поэтому он наклоняется и целует, перекрывая бессвязные, порочные звуки.
Никакой нежности. Он демонстрирует зависимость, одержимость. Показывает, что не может без меня. Это почти безумие, вот так отпустить тело. Танцующее бесконтрольно и ожесточенно. Но вместо страха я согласно сияю в ответ. И мы замираем одновременно. А затем падаем, бесконечно срываемся с высоты, поймав друг друга, слепившись телами и душами. Мне очень страшно, я не понимаю, как жить дальше, я боюсь потерять себя. Но он не боится. И от этого немного легче.
Глава 21
Приятный мужчина из СНБ
— К сожалению, Уго Ласкес не сможет продолжить обучение и покидает отбор, — сообщил Сантана тихо сидящим двум десяткам человек. — Также вчера вечером, прямо перед нападением, территорию покинула Эстер Видаль. Она подала заявление об отчислении по уважительной причине, но, на всякий случай, Служба национальной безопасности проверит ее уход, слишком совпавший по времени с Прорывом.
— А что с Уго? — спросил один из парней, с которым я видела Ласкеса время от времени.
— Тяжесть ранения определит его жизнь на ближайшие несколько месяцев. Министерство Защиты от Хаоса выделило специальную стипендию, которая поможет Ласкесу и его семье.
Сегодня ритор не был похож на себя обычного. Куда делся сарказм, грубые словечки, привычка переводить любую тему на сидящих в аудитории студентов. Со времени Прорыва прошло более суток, Стражей увезли в городские клиники, но занятия так и не начались. По академии с деловым видом шмыгали странные люди в гражданской неброской одежде, все камни периметра вывернули из земли и куда-то увезли. Обещали привезти другие, но слухи не сообщали, когда именно. Тяжелее всего было пережить пропажу Яи. Раз за разом я прокручивала в голове последние минуты моего сознательного участия в Прорыве и пыталась понять, могло ли яичницу утащить в портал. Ответа не было, не было и настроения. Еще четыре человека официально прошли отбор, но никого не поздравляли, даже привычных разборов полета не было. Говорили тише, ходили быстрее. Старших студентов сегодня куда-то повезли полными курсами. Даже эхо в полупустых коридорах намекало на затишье перед бурей. На выходе из аудитории меня остановил невысокий мужчина с простым, приятным лицом.
— Мисс Стелла Маккой, вы не уделите мне немного времени? Я — Алесандр Пинто, старший советник Службы национальной безопасность.
Обращение с вопросом мне показалось номинальным. Мужчина скорее изображал вежливость, чем ее действительно хотел показать. Я наскоро попрощалась с Моникой. Даже помахала ей рукой, чтобы она перестала оглядываться, бросая полные подозрения взгляды на поджидавшего меня мужчину.
— Ах, эти предубеждения, — печально сказал Пинто. И я бы даже поверила, если бы в интонации, с которой он говорил, не мелькнула явная нота иронии. — Смотрю я на вашу подругу и удивляюсь. Стражи недолюбливают нашего брата, государственного служащего. Казалось бы, одно дело делаем. Вы ослабляете Хаос, мы — укрепляем человеческие ряды. Что нам делить? Но даже милая первокурсница ГАСа смотрит на меня с неприязнью.