Я - судья. Кредит доверчивости
Шрифт:
Завороженная этой мыслью, я забыла накрасить глаза, взяла сумку и вышла из квартиры, почти ненавидя этот узкий коридор и заедающий замок. А ведь еще недавно я радовалась служебному жилью как подарку судьбы… Еще недавно я подсчитывала сэкономленные на съеме жилплощади деньги и обещала Сашке: «Теперь заживем!»
Своя квартира — не роскошь, а жизненная необходимость, как воздух, вода, еда, любовь близких…
У меня, конечно, не семеро по лавкам, но жизнь не стоит на месте. Вот выскочит Сашка через несколько лет замуж, и что?
Я замерла у машины, представив,
А потом непременно родится внук или внучка. А может быть, оба сразу или один за другим… Им тоже понадобится жизненное пространство, и не бабушкино, и уж тем более не служебное, а свое — свое! Где разрешат рисовать на обоях картины, разбрасывать игрушки, играть в догонялки и прятки, завести наконец собаку и куда без стеснения можно пригласить на день рождения друзей, чтобы весело задуть на праздничном торте свечи…
Я решительно села в машину и завела со злостью движок.
Не хочу прекрасного, но бедного юношу на своей территории.
Не хочу, чтобы внуки, близняшки или погодки — я почему-то решила, что именно такими они и будут, — ютились на тридцати квадратах служебной площади без перспективы иметь собственную комнату, завести собаку и пригласить друзей…
У Сашки должен быть свой угол, свое жилье, она не должна ни от кого зависеть — ни от меня, ни от юношей, — она должна быть свободной и уверенной в завтрашнем дне. И пусть я не очень хорошая мать — вечно занятая работой, вечно спешащая и опаздывающая, приходящая поздно и уходящая рано, — но квадратные метры личного счастья я обязана ей обеспечить.
Ремонт я, конечно, сделаю — недорогой.
Но… почему бы мне не попробовать взять ипотечный кредит?
Выкручиваются же люди, зарабатывают на квартиры. Чем я хуже? Ежемесячный взнос будет чуть больше той суммы, что я платила за съемное жилье, значит, сам бог велел воспользоваться тем, что мне дали служебную жилплощадь, и вполне можно вложить освободившиеся деньги в ипотеку…
Придется затянуть пояса — и мне, и Сашке, — но ради такого…
Я вырулила на проспект, переключилась на третью передачу, но «Хонда» шла тяжело, с натугой — будто груженый «КамАЗ» на буксире тащила. То есть на первой передаче она еще кое-как ехала, а на второй и третьей упиралась, как упрямый осел. Солнце нещадно палило, несмотря на раннее утро, это грозило закончится, как пить дать, перегревом движка и закипанием радиатора.
После ремонта с моей «Хондой» случались поломки, которые, как говорится, «на скорость не влияли», а тут вдруг что-то решительно повлияло.
Я перестроилась в правый ряд и притормозила у обочины. Вышла из машины и повела себя в соответствии со всеми анекдотами на тему «женщина за рулем» — попинала колеса, протерла
Ипотека…
Какая уж тут ипотека, когда все рушится, валится, протекает и ехать не хочет. Давно надо было забить в мобильник номер эвакуатора, да все руки не доходили…
Вот, допрыгалась.
Вздохнув, я открыла капот. С таким же успехом я могла бы заглянуть в атомный реактор, чтобы предотвратить расплавление топливного стержня. Внутренности «Хонды» наводили на меня почти священный ужас, максимум, что я могла, — проверить уровень масла и ремень генератора. И то и другое оказалось в норме, на месте, в порядке…
Выхода было два — или ползти до работы на первой передаче с риском воспламениться, или искать номер эвакуатора. Впрочем, эвакуатор мог заменить один человек, он давно ассоциировался у меня со службой спасения.
Я достала телефон и позвонила.
— Константин Сергеевич? Кажется, мне опять нужна твоя помощь…
— Проблемы? — громыхнул сзади раскатистый бас.
Я оглянулась и увидела гаишника размером с Кинг-Конга.
— Потом перезвоню, — шепнула я Таганцеву в трубку и отключилась.
— Я говорю, барышня, вы чего посреди дороги-то раскорячились, движению мешаете? Проблемы?
Я хотела объяснить, что я не барышня, а судья, что я не «раскорячилась» посреди дороги, а прижалась к обочине, что техосмотр и страховка у меня в порядке, машину не угнала, она просто ехать не хочет, что…
Вместо этого я пробормотала нечто невразумительное.
— Понятно, — кивнул гаишник и, согнувшись в три погибели, нырнул под капот. — Не «Бентли», конечно, но ехать должна, — задумчиво сказал он, осмотрев внутренности «Хонды».
— Не хочет, — пожаловалась я, заметив сочувствие в его взгляде. — То есть на первой еще кое-как, а на второй и третьей…
Я села за руль и продемонстрировала, как едет моя машина. Вернее, как не едет.
Когда я остановилась, гаишник с трудом протиснулся в салон.
— С ручника пробовали снимать? — он с жалостью посмотрел на меня.
— А… э-э… то есть… как… разве?.. — промямлила я.
— Попробуйте. Легче пойдет.
Он вылез из машины, козырнул и ушел, небрежно постукивая полосатым жезлом по ноге. Его широкая спина и бритый затылок выражали презрение…
Я достала из сумки мятный леденец и сунула под язык.
Мысли об ипотеке и ремонте так выключили меня из действительности, что я метров пятьсот ехала на ручнике.
Хорошо еще, что эвакуатор не вызвала.
А еще лучше — не успела Таганцева вызвать. Это был бы номер. Разговоров до конца дней моих скорбных!..
Я отжала ручник, тронулась с места и без труда вписалась в поток. «Хонда» больше не упиралась, легко маневрировала и набирала скорость.
Что ж, как минимум траты на ремонт если не исключаются, то откладываются на неопределенный срок.
Едва я привыкла к этой счастливой мысли, как перед глазами всплыла рекламная растяжка: «Новые квартиры в ипотеку в Павшинской пойме. Время брать! Низкие ставки. Бесплатное рассмотрение и досрочное погашение».