Я тебя искал. Я тебя нашла
Шрифт:
Ваня обнял сестру.
– Слушай, ты не заболела? А шлем где?
– Потеряла.
– Так, ну-ка вставай. Пошли. Будем температуру мерить.
Как хорошо, что есть брат. Балбес, конечно, но это мелочи.
Таня оперлась рукой на Ваню и перекинула ногу. Они вместе дошли до подъезда.
– Сейчас примешь душ, выпьешь чего-нибудь, и все пройдет. И вообще, я новую песню написал.
– Против кого протестовал на этот раз?
– Не… – Ваня засмеялся, нажимая на кнопку лифта. – Это песня про женскую красоту.
Когда они вошли
– А вообще, знаешь, – продолжал болтать брат, – меня вот сейчас интересует философский вопрос: зачем покупать спортивную машину, прям крутую, если ездить на ней исключительно шестьдесят километров в час?
Таня вздрогнула. В памяти всплыл зеленый «мерседес».
– Знаешь, – сказала она, – я вообще бы запретила спортивным разъезжать по городу, только аварийные ситуации создают.
Глава 3
У каждого свое танго.
Звонок отца застал Илью за наливанием чая. Только-только позавтракал. Обычно в этот час Илью можно застать за инструментом – либо дома, либо у Виктора Рудольфовича. Но сегодня Илья беспардонно и совершенно непозволительно проспал. День вчера выдался… нервным.
На экране телефона красовалось лицо Королёва-старшего.
– Доброе утро, папа.
– Доброе утро, сынок.
Илья поставил обратно на стол поднесенную было к губам чашку. Сынок. Так отец называл Илью, только если было за что. Так, и где он проштрафился?
Ах, ну да, точно. День вчера был очень нервным.
– Что, ты получил штрафы? – Вздох сдержать не удалось. Выставлять себе в нелепом свете перед отцом Илья не любил. Он предпочитал, чтобы им гордились. Во вчерашней ситуации гордиться было, скажем откровенно, нечем.
– А должен? – прозвучало в трубке невозмутимое. Этой невозмутимости Илья не верил. И отцовскую иронию чувствовал даже не слухом, чем-то иным. Отрицать очевидное бесполезно, надо признавать вину сразу и полностью.
– Сколько их? По моим подсчетам, я собрал три камеры. Я не ошибся?
– Ну что ты… – мягко и душевно, чисто по-королёвски произнесли в трубке. – Ты всегда был отличным математиком.
Роль обвиняемого уже прискучила Илье, самое главное ему сказали, поэтому он предпочел сменить тему.
– Ну и отлично. Я сегодня оплачу штрафы. Как мама?
– Скучает. Ждем тебя в гости. Часов в семь вечера на ужин. Как раз успеешь все оплатить.
Ну хватит меня уже тыкать, как котенка, папа, я все понял!
– До семи вечера я успею не только эти оплатить, но и новых наделать. Буду к семи, пап.
– Договорились.
Не успел Илья выдохнуть, завершив разговор, как телефон снова пиликнул.
Пришли фото с камер. Илья разглядывал их долго, минуты две, наверное. Увеличивал, изучал детали. Потом прочел приписку отца: «Шлем надо бы вернуть».
Илья отложил телефон. И расхохотался. Так громко, что Сатурн поднял голову с лежанки и негромко и вопросительно тявкнул.
– Извини, что потревожил твой сон, герой. – Илья залпом выпил половину чашки. Снова взялся за телефон, открыл первое фото. Говоришь, папа, шлем вернуть? А по-моему, мне идет.
На фото красовалась девушка верхом на спортбайке, хвост длинных волос относит ветром в сторону. В сторону стоящей рядом машины, спорткупе, за рулем которой человек в шлеме, с этого ракурса похожий на Дарта Вейдера.
Интересно, отец хотя бы улыбнулся, глядя на это фото? Илье же хотелось хохотать, и он уткнулся лицом в ладони. И поморщился. Смех смехом, а скула болела там, где по ней пришлось мотоциклетным шлемом.
Кто бы мог подумать, что девушка такая нервная? И такая… красивая.
Интуиция его не то чтобы подвела – но слегка не подготовила. Потому что, стоя у машины и ожидая, когда выйдет нужный ему человек, Илья совершенно не ожидал, что попадет под гипноз. Под совершенно гипнотическую магию движений бедер, обтянутых узкими джинсами, шлема, качающегося на согнутой в локте руке, мерно двигающегося из стороны в сторону хвоста высоко убранных волос, цепочек на тонких кистях и таких же цепочек в мочках ушей.
Когда девушка подошла к мотоциклу, припаркованному через одну машину от него, Илья словно очнулся. Честно говоря, он не был уверен, что это – Таня. Хотя интуиция вопила внутри именно об этом. Но возможно, он выдавал желаемое за действительное. Ему надо услышать голос.
Услышал. А заодно получил шлемом по скуле, адреналиновую гонку и замечание от отца.
Да уж, второе знакомство с бантом удалось. Кто бы мог подумать, что у девочки с глазами-звездочками, когда она вырастет, будут невероятно красивыми… не только глаза.
Илья вздохнул, долил себе еще чаю. Надо идти заниматься. Интересно, чем можно выбить из головы вид мерно двигающихся при каждом шаге невероятно волнующих женских бедер? И этой… которая как бы есть, а слова такого нет.
Ведь его не так воспитывали.
Вроде бы.
Кажется.
Илья привычным, отцовским, жестом потер лицо ладонями. Снова поморщился. Ссадина на скуле давала о себе знать.
Да уж, как говорится, я же той, кто всех прелестней, песнь и кровь свою отдам. Правда, о том, что та, что всех прелестней, может сама до крови разбить тебе скулу, ни Толстой, ни Чайковский были, видимо, не в курсе. O tempora! O mores! [2]
Кстати, вот Петр Ильич, да. От гипноза должен помочь.
К вечеру Илья про синяк благополучно забыл. И произвел своим внешним видом фурор у родителей дома.
2
– О времена! О нравы! (лат.)