Я тебя (не) боюсь
Шрифт:
– Нет, что вы! – Лейла отходит в сторону, с опаской косясь на входящего в кабинет Самира. Готова испариться, сквозь стену удрать. Ужас в ее глазах, граничащий с восторгом, мне до смешного знаком. Я на него, наверное, вчера так же смотрела. – Кофе, Элла Валентиновна?
– Нет, спасибо. Мы пообедали.
– А вам? – обращается она к Самиру.
Он обводит ее цепким взглядом, чуть сощуривается и произносит:
– Я бы выпил с вами кофе. Вечером.
Лейла вспыхивает красным фонарем. Левой рукой обхватывает пальцы правой, прикрывая
– Не смущайте меня, молодой человек.
Молодой?! У меня отвисает челюсть.
– Самир, не пугай наш персонал! – одергиваю его. – Нечестно порабощать людей, нагоняя на них ужас.
– Не сгущайте краски, Элла Валентиновна, – парирует он. – Я лишь проявил симпатию к привлекательной девушке.
Девушке?! Лейле сорок! Хотя… А сколько же все-таки Самиру? Надо будет глянуть его анкету.
Стоп! Зачем?! Он мне без-раз-ли-чен!
Лейла тупит взгляд в пол, застенчиво улыбаясь. Нет, я явно чего-то не понимаю в этой жизни!
– Распечатай приоритетную входящую корреспонденцию, – распоряжаюсь я, начиная злиться из-за химии между этими голубками.
– Да, сейчас.
Секретарша выскальзывает за дверь, а я, уперев руки в бока, сердито смотрю на Самира.
Не может ему все так легко даваться! Это несправедливо!
– Она просто испугалась.
– Можете в это верить, если вам от этого легче, – зубоскалит он. – Мне же кажется, что я не так уж плох. Особенно для женщины, мечтающей об остринке в отношениях. За вами же надо ухаживать. Не столько до брака, сколько после. Иначе вы завянете или найдете ухажера на стороне.
– Не заметила за тобой ухаживаний за Лейлой. Ты с ней даже не поздоровался.
– Я предложил ей выпить кофе. Значит, намечается ужин, цветы, танец. А что у нее с мужем? Быт. Рутина. Вы еще слишком молоды, Элла Валентиновна. Вас приятно будоражило целых три года дразнить того парня, прежде чем сдаться. А для Лейлы три года – срок. Она не девочка. Понимает, что если будет ломаться, выразивший ей симпатию мужчина переключится на другую. Она ловит момент.
– Она каждый день встречает десятки обалденных мужчин. Многие делают ей комплименты. Но она от них не тает.
– Лейла уставшая женщина, а не дура. Она умеет отличать искренность от фальши и не клюнет на лживую банальщину. Если бы я, войдя в приемную, начал петь ей оды о том, какое она чудо света, уже получил бы от ворот поворот. Женщина не хочет видеть в мужчине бабника, она хочет чувствовать себя его единственной и неповторимой.
– А ты у нас знаток женщин? Ну! Расскажи, что обо мне думаешь? – Я присаживаюсь на угол стола и скрещиваю ноги.
– Вы меня боитесь, Элла Валентиновна, – вдруг отвечает он уже без улыбки. – Боитесь не потому, что это ваше нормальное состояние последние полгода. Боитесь, потому что я вам понравился. Вы хотели бы подружиться со мной, но опасаетесь разочароваться.
Его слова приклеиваются ко мне невидимой липкой субстанцией. Въедаются в кожу, врываются внутрь и обжигают. Меня обуревает непонятное чувство стыда. Я вся оголена перед Самиром. Он видит меня насквозь. Я могу врать самой себе, но ему меня выдают глаза, жесты.
Вернувшаяся в кабинет Лейла немного снимает нависшее напряжение. Я будто во сне беру у нее папку, не сводя глаз с Самира.
– Что-нибудь еще, Элла Валентиновна?
Мотаю головой. Лейла разворачивается и идет к двери, по пути сунув в руку Самира маленькую бумажку. Удивительно, но он не ликует. Даже не улыбается. Как только Лейла оставляет нас, медленно приближается ко мне. Развернув бумажку, показывает мне номер телефона.
– Я выиграл, Элла Валентиновна, – изрекает твердо, вдребезги разбивая мою самоуверенность.
Его бедро касается моего колена, пуская по мне горячие импульсы. Обеими руками сжимая документы, я молча глотаю свой проигрыш, будто стекло, режущее горло.
– Это еще ничего не значит, – выговариваю с хрипом. – Она передумает.
– Возможно. Но уговор был получить номер телефона.
Это нечестно! Он же ничего не сделал! Неужели этот мужчина действительно способен покорять одним только взглядом?
– Работайте. Не буду вас отвлекать, – улыбнувшись, он отходит к окну и встает истуканом.
Разумеется, ни о какой работе не может быть речи. Я пробегаюсь по бумагам, совершенно ни в чем не разбираясь. В принципе, для этого у отца есть директора, заместители, менеджеры. Мой долг – создать видимость вовлечения в дела, чтобы Лейле было спокойно. Ну и для тонуса придраться к какой-нибудь таблице, попросив отчет. Именно сегодня – сейчас! – мне хочется только одного: бежать!
Каждая минута в компании Самира для меня подобна какой-то пленительной пытке. Я чувствую себя смертницей, добровольно бросающейся в пламя.
– Так вы признаете свое поражение? – все-таки спрашивает Самир после очень долгого молчания между нами в офисе, в дороге домой.
Я уже поднимаюсь по лестнице, чтобы поскорее скрыться в своей комнате, запереться на все замки и вздохнуть полной грудью.
– Ты не прав! Ты мне совсем не нравишься. И я тебя… не боюсь!
Он с усмешкой хмыкает.
– Вы спите в пижаме?
Спохватываюсь, что этот дикарь собирается жить со мной в одной комнате, и ощетиниваюсь.
– Даже не рассчитывай! – Врываюсь в комнату и захлопываю дверь прямо перед его носом.
– Элла Валентиновна, мы же договорились. Не заставляйте меня сносить эту дверь.
– Сноси! Тогда у меня появится доказательство твоей невменяемости. Тебя уволят, в лучшем случае. В ином – новый год будешь встречать в психушке. – Бросаюсь к его сумке, закидываю в нее его вещи, открываю дверь и швыряю ему в руки. – Ваши манатки, господин телохранитель! А меня… пусть тут снайперы расстреляют! – Опять захлопываю дверь, запираюсь и, выдохнув, опускаюсь на пол.
Шагов не слышно. Самир наверняка так и стоит у двери. Сумасшедший тип. Душевнобольной псих!