Я тебя (не) боюсь
Шрифт:
– Элла! – Кто-то дергает меня за руку. Я ртом хватаю воздух, ощущаю запах Самира и облегченно выдыхаю, прикрыв глаза. Он прижимает меня к своей груди, поглаживая по голове и твердя: – Все хорошо… Я рядом… Тебя никто не обидит… Я клянусь…
Одна моя ладонь лежит на его груди. И я через плотную ткань пиджака чувствую, как рьяно бьется его сердце. Он будто мой страх разделяет, на себя половину берет.
Упираюсь в эту грудь, отстраняясь, когда спохватываюсь, что со мной не случилось ничего такого, чтобы пришлось бросаться в объятия
Скорбь в его глазах мне совсем не нравится. Богдан так не сострадает мне, как Самир. Так, словно я ему небезразлична.
– Самир… – бормочу едва внятно, делая шаг назад, и в этот момент за моей спиной раздается до режущей боли знакомый голос:
– Элла!
Я оборачиваюсь и теряю дар речи. В двух шагах от меня стоит Никита.
Мой Никита. Парень, которого я знаю с первого курса. Тот, с кем я провела восемь незабываемых месяцев, пока какие-то подонки не растоптали меня.
У меня щиплет глаза. Мне нет оправдания. Я даже не объяснилась перед ним, просто запустила программу игнора.
Он поправляет лямки рюкзака на своем плече, оглядывая меня с недоверием. Именно то, что я заслужила. Представить боюсь, какие мысли роятся в его голове. Я отворачиваюсь от него после похищения. Полгода молчу, а потом он случайно встречает меня на улице. Мало того, что я выгляжу иначе. Роскошной шубой не украсить мое осунувшееся лицо, потускневшие волосы и маникюр от няни. Так я еще и обжимаюсь с каким-то незнакомцем!
– Привет, Ник, – бормочу сквозь колючесть в пересохшем горле.
Он бегло смотрит по сторонам, прежде чем задержать взгляд на Самире за моим плечом. Я взволнованно оборачиваюсь. Мой телохранитель по-прежнему невозмутим. Его лицо – маска, сканирующая посмевшего обратиться ко мне парня.
– Это Самир… Мой телохранитель… – объясняю, вернув свой взгляд к Никите.
Он тоже изменился. Подкачался. Это заметно даже через куртку. Отрастил волосы. Пшеничного оттенка кудри вьются из-под шапки.
– Могла бы сразу сказать, – отвечает он.
– Ник, не надо, – молю я, шагнув к нему. – Кто угодно, только не ты. Не упрекай меня в том, что сам нафантазировал.
– Ты даже не дала мне шанса помочь тебе, поддержать, – выплевывает он с обидой. – Ты сама говорила, что твой папа не примет меня в лице твоего ухажера. Но в лице парня, который помог бы тебе пережить тот ужас, он разве меня бы не принял?
– Ник, ты не понимаешь! Я не хотела вмешивать тебя во все это…
Он усмехается, помотав головой.
Какой же он красивый. Особенно сейчас, когда злится. Я часто рисовала его карандашом в тетради во время лекций. Любила очерчивать линии его бровей, глаз, носа, губ… Манящих губ, которые дарили мне головокружительные поцелуи. Губ, по которым я скучала, воя в подушку.
Он не поверит. Я всегда была эгоисткой. И сейчас выгляжу ею.
– Ты куда-то торопишься? – спрашиваю, не смея еще приблизиться.
– В универ. Он так-то здесь недалеко, если ты еще помнишь. Некоторым приходится учиться, чтобы в будущем прокормить себя.
Конечно я помню! От хлестких слов Никиты мне больно, но я переступаю через гордость.
– Мы с Самиром собирались выпить кофе. Присоединишься?
Никита сомнительно смотрит на ресторан и удивленно хмыкает:
– Здесь? Ярославцев обанкротился?
– Не язви, Ник. Многое изменилось.
Он вынимает из кармана куртки свой простенький мобильник, смотрит время и кивает:
– Ладушки. Я все равно не завтракал. В тренажерке проторчал.
Мои губы трогает улыбка. Приятно знать, что его страдания по нашим отношениям не отправили его на дно. Спорт – лучшее лекарство от стресса.
– Отлично. Самир тоже не завтракал, – говорю, вновь взглянув на своего телохранителя.
Он щелкает кнопкой на брелоке автосигнализации и, убрав ключи в карман полупальто, выше поднимает подбородок, не пытаясь скрыть свое недовольство компанией Никиты.
Я беру Ника под локоть и веду к дверям ресторана.
– Я рада, что встретила тебя. Правда.
Он лишь окидывает меня ничего не значащим взглядом. Единственный, кому я могу позволить такое пренебрежительное отношение, потому что оно заслуженно. Никита имеет право обижаться, дуться, психовать. Я сама в этом виновата.
Нас резко тормозит Самир, положив свою тяжелую ладонь на плечо Никиты. Срывает с его плеча рюкзак и вытрясает его прямо на ступени.
– Ты что, рехнулся? – воплю я, схватившись за голову.
Самир равнодушным взглядом окидывает конспекты, проверяет отделы рюкзака и пристально смотрит на остолбеневшего Никиту. Переступив через тетради, начинает обыскивать его карманы.
– Ник, прости, – прошу, чувствуя себя неловко.
– Все нормально. Охрана – это хорошо, – отвечает он.
Убедившись, что Никита чист, Самир отступает. Я лишь качаю головой, не зная, как прокомментировать поведение своего телохранителя. Извинений тут мало. Помогаю Никите собрать конспекты и, закатив глаза в знак осуждения Самира, вхожу в ресторан.
Внутри заведения лучше, чем я ожидала. Тут все как-то по-домашнему, что ли. Небольшие столы, удобные кресла, тихая музыка, приглушенный свет. Совсем не пахнет пережаренным маслом. Чисто. Работают кондиционеры. Даже хостес, на который я не рассчитывала.
Мы раздеваемся и проходим к столу у наряженной ели. Я по достоинству оцениваю покрепчавшее телосложение Никиты и его новый стиль. Раньше он носил майки и рубашки с глупыми принтами. Сегодня он в свитере с глухим воротником, сквозь который проступают успевшие нарасти мышцы.
– Давно занимаешься? – интересуюсь, не в силах оторвать от него глаз.
– Не так давно, как он. – Никита кивает на Самира, отодвигающего для меня кресло.
– Ну у тебя и возраст не тот, – улыбаюсь я, садясь. – Самир, сколько тебе лет?