Я тебя не отпускал
Шрифт:
— Макс! — слышу испуганный крик Златы.
Присаживаюсь перед Натальей, за волосы поднимаю её лицо выше.
— Достаточно трезва, чтобы услышать меня?
— Да! — испуганно.
Макс вышибает двери.
— Демон! — настороженно.
За его плечом перепуганная Злата. Раскрываю ладонь, тормозя Макса.
— Завтра, — снижаю я обороты, — тебе привезут документы на отказ от ребёнка. Подпишешь. Иначе твой сын будет сиротой. Всё.
Выдохнув, прохожу мимо Макса в комнату. Там шокированная Злата.
— Всё
Она отшатывается от меня, косясь на ванную.
— Так нельзя, Дэм… — шепчет она.
— Я сам знаю, как можно, а как нельзя.
Развернувшись, выбегает из комнаты. Закрываю глаза. Ну, а где я не прав?
Глава 32. Чудовищно
Поднявшись наверх, я не иду в нашу комнату. Интуитивно, мне хочется оказаться сейчас подальше от Демида. И я захожу в самую дальнюю комнату, где уже пряталась от него, ещё когда только переехала в этот дом. Точно в такой же ситуации. Когда он пугал меня.
Шторы здесь тёмные, тяжёлые и не пропускают свет.
В сумраке я стягиваю плед с кресла и, завернувшись в него, сворачиваюсь на диванчике, невидяще глядя на дверь.
Зачем он так? В его силах щёлкнуть пальцами и сегодня же её здесь не будет. Почему, вместо того, чтобы распорядиться, он прессует её…
Мне невозможно это принять! Разве можно так с женщинами?
Закрываю глаза, вспоминая, то, что давно решила забыть. Как душил и бил по лицу меня Дагиев, рвал на мне одежду, унижал… А за пару недель до этого признавался в любви и клялся, что никогда не обидит. Он бы не остановился. Тиша выстрелил…
И после этой картины в комнате Натальи параллели проводятся сами собой. И я вроде бы понимаю, что Черкасов — это не Дагиев. Но… Он иногда ведёт себя чудовищно, неуправляемо.
Слёзы текут из глаз. Наваливается слабость.
— Злата! — слышу его голос в коридоре. — Злата!!
Уходи. Не могу я пока тебя любить…
Дверь открывается, бьётся об стопор.
— Злата, — делает шаг в комнату.
Опять присаживается передо мной. Сгребает в объятия. Губы скользят по моему лицу. И мои барьеры тут же обрушиваются. Как это может быть один человек, снова поражаюсь я.
— Зачем ты так? — шепчу.
— Потому что она тварь.
— А когда ты сочтешь, что тварь я, ты сделаешь также?
— Не сравнивай.
— Отношение к женщине легко может поменяться, Демид. Сегодня ты ненавидишь её, завтра можешь также возненавидеть меня.
— Да ты что, девочка моя? Ты — «мама»! Тебя только за одно это можно бесконечно уважать. Не сравнивай себя с этой кукушкой.
— Нельзя так прикасаться к женщинам, Дэм! Она — не твоя собственность! Прогони, но не издевайся!
— Ну, прости меня… С ней всё в порядке, уверяю тебя. Немного протрезвил под холодной водой, и всего лишь. Я не бил её.
Гладит
— Не плачь. Она не стоит того. Эта пьяная тварь призналась мне, что травила тебя беременную. Мне ей премию выписать надо было?
— Это правда? — отстраняюсь от него, заглядывая в тёмные глаза.
— Она так сказала. Иди ко мне…
Забравшись к нему на колени, тихо плачу. От стресса, наверное.
Дэм расцеловывает мою грудь в вырезе.
— Я нагрубил… Был неправ.
Тянет вниз ткань, подцепляя бюстгальтер. Перехватываю его руку.
— Я хочу с ней поговорить.
— О чем? — напрягается он. — Она пьяная, истеричная. То угрозами сыпет, то себя предлагает.
— Меня врач тогда обвиняла, что я пила таблетки, чтобы сделать выкидыш. Наталья могла подмешать мне такие?
— Думаю, да. Ну что плачешь? — хмурясь стирает слезы с моих щёк.
— Не знаю… Вспомнила кое-что. Своё. Когда ты её там… — зажмуриваюсь. — Топил в этой раковине.
— Какое ещё — «своё»?! — цедит он. — Родион?..
— Нет. Дагиев.
— Расскажи мне.
— Я не хочу. Он мёртв.
— Он тебя изнасиловал? — ладонями удерживает моё лицо, заглядывая в глаза.
— Не успел. Но он издевался, унижал.
— Расскажи мне.
— Что рассказывать, Дэм? Обстоятельства ты знаешь — замуж за него не пошла. Детали тебе интересны? Посмотри запись с камер из комнаты Натальи, если тебя интересует, как это выглядит.
— Так! — рассерженно. — Блядей от людей надо отличать, и первых ставить на место. Иногда жёстко. Иногда, необратимо. Ты же не жалеешь, надеюсь, что выстрелила в эту мразь?
— Не жалею.
— Вот. И про эту не парься. И на себя не проецируй!
— А если ты перепутаешь, Дэм? Первых и вторых?
— Ну, давай обсудим, ты теперь Черкасова, и тоже имеешь право голоса. Кого я должен пощадить? Родиона, который забрал мою женщину, обижал её, поторопил отца на тот свет, обворовал нашу семью? Его?
Отрицательно качаю головой.
— Может быть, Наталью, которая травила мою беременную женщину, чуть не убила маленького брата, своим попустительством и безразличием превратила его в овощ?
— Нет… — рвано выдыхаю я.
— Или может братьев Дагиевых, которые…
— Нет!
— Я очень рад, что мы с тобой пришли к единому пониманию, Золотинка.
Да. Об одном мне хочется просить его: не марать рук, не превращаться в тех, кого наказывает.
— Проводим Наталью, — поднимаюсь я.
Держась за его руку, иду следом за ним.
Травила нас с Варюшей… Зачем? Из зависти? Чему завидовать было? Я была также бесправна как и она. Или — в надежде устранить наследника? Надеялась, что Черкасов оставит равную долю с братьями Марку, если устранить моего ребенка?