Я тебя не вижу

Воробей Вера и Марина

«Просто невероятно, – думала Марина, – сколько всего нужно помнить».

Митя сидел на кровати, положив руки на колени. Иногда он брал со стола чашку, но отпив чаю, ставил ее на прежнее место и снова принимал ту же позу. На нем были серые джинсы, синяя футболка и, как всегда, темные очки – красивые, в черной классической оправе. Митя был на голову выше Марины, и, когда они стояли рядом, ее глаза оказались на уровне его груди. Высокий и на удивление ловкий, он был хорошо сложен. Его отец, как узнала Марина, был мастером спорта по самбо и занимался с сыном каждое утро. Митя не мог бегать или и кататься на велосипеде, однако. утренней

разминки, турника и тех уроков, которые давал ему отец вполне хватало, чтобы быть в форме. Марина с грустью подумала, что Митя не может знать, как хорошо он выглядит, потому что у незрячих людей вообще вряд ли есть такое понятие. А между тем, если бы Митя был другим, таким, как все, девушки, наверное, не давали бы ему прохода. Если говорить о его внешности, он был одним из тех «двухметровых блондинов», о которых грезят десятиклассницы, и не только они. «Боже, какой красавец», – думала Марина, вглядываясь в его лицо. И каждый раз пугалась своих мыслей, потому что мама всегда говорила, что красота для мужчины не главное, а что главное, Марина не знала.

«Если бы Митя был таким, как все, - думала она, он ни за что не обратил бы на меня внимания».

И когда она об этом думала, ей становилось стыдно, потому что выходило, что она радуется чужому несчастью. Правда, сам Митя несчастным себя не чувствовал – он потерял зрение в два года и до пяти лет просто не знал, что бывает по-другому. И все-таки трудно быть счастливым, когда ты не такой, как все.

«Почему, – думала Марина, – почему это случилось именно с ним?»

Ей было странно, что он никогда не узнает, как она выглядит и какого цвета у нее глаза. Митя даже не знал, как выглядит он сам, и, если бы Марина ему рассказала, он бы вряд ли смог это представить. А выглядел он лучше всех – во всяком случае, так казалось Марине. Его лицо с широкими скулами и крупным прямым носом вряд ли можно было назвать красивым – скорее мужественным, вот именно, мужественным… А какой он высокий! И косая сажень в плечах. А улыбка? У него удивительная улыбка.

– Что она принесла? – спросил Митя. – Берлинское печенье?

Он нащупал на подносе тарелку с печеньем и протянул ее Марине.

– Спасибо. – Марина взяла печенье и придвинулась к столу, чтобы крошки не сыпались на пол. – Так что? – Митя осторожно отпил чаю и поставил чашку на стол. – Что ты решила?

6

Если бы Митя мог ее увидеть, он бы обязательно влюбился в Марину.

Она стояла в прихожей, разглядывая в зеркале свое лицо, детское и, как ей казалось, слишком круг юс.

Марина носила каре, и ее темные с каштановым отливом волосы всегда были аккуратно подстрижены и уложены феном. Она делала пробор сбоку, и с одной стороны волосы казались длиннее, а потому Марина наклоняла голову набок, отчего была немного похожа на любопытного маленького ребенка. Вообще в ней было много детского – голос, лицо, походка: Мальчикам страшно нравилась ее внешность, но Марина об этом даже не подозревала, потому что всегда смотрела на мальчиков свысока. Сверстники казались ей скучными, и Марина много лет была влюблена в Петровича, с которым дружил ее папа («мой бывший папа» – так она называла Евгения Николаевича). Петрович был старым и некрасивым, и Марина боялась, что он умрет раньше, чем она успеет его разлюбить, а с ровесниками ей было скучно. То ли дело – Митя. Он был на пять лет старше (на целых пять лет!) и, конечно, не имел привычки дергать девчонок за косы, и этого

противного пушка над верхней губой у него тоже не было, потому что он брился. Умный и красивый, только он один был достоин ее любви.

Чем больше Марина об этом думала, тем труднее ей было понять, может ли такая девочка, как она (не сейчас, конечно, а потом), выйти замуж за слепого мальчика или так не бывает. «Почему нет? – спрашивала она себя. – Что тут такого?» Марина понимала, что, как ни крути, легче любить обыкновенного мальчика, а с Митей можно просто дружить, – но для нее он был лучше всех. Она успела привыкнуть к этой мысли и уже не могла представить, что скажут об этом окружающие, а Марина так хотела знать, как она выглядит со стороны.

– Марина, – сказала Генриетта Амаровна, выглянув из кухни, – ты уже полчаса стоишь перед зеркалом!

– А?

– Звонят. Ты откроешь?

Марина открыла дверь – на пороге стояла мама.

– Ты одна? – спросила Марина.

Но прежде чем она услышала ответ, из-за двери высунулась голова Александра Ивановича.

– А вот и я, – сказал он.

– Привет, – из комнаты вышла Юля. – Как дела?

– Как сажа бела, – улыбнулся Александр Иванович и обнял детей, которых теперь у него было двое.

Одной рукой он обнимал Марину, а другой Юлю: согнув ноги в коленях и растопырив руки, Александр Иванович был похож на наседку.

– Наконец-то, – сказала Генриетта Амаровна, выглянув из кухни.

Они каждую субботу собирались вместе – ели пельмени, которые так вкусно готовила бабушка, разговаривали, а иногда обедали молча, и каждый думал о своем.

– Знаете, – сказала Марина, когда они вошли на кухню и сели, – сейчас придет один мальчик… Это наш сосед.

– Ладно, – пожала плечами Елена Викторовна.

– Вот и хорошо, – обрадовался Александр Иванович.

– Мальчик? – удивилась Генриетта Амаровна.

– Только знаете что, – сказала Марина и немного смутилась,

– Что? – хором спросили все трое.

И только Юля молчала, потому что она уже знала.

– Понимаете, – объяснила Марина, – он не такой, как мы.

– В каком смысле? – спросил Александр Иванович.

– Он незрячий.

– Он что? – не поняла Елена Викторовна.

– Незрячий. По-нашему – слепой. Он не видит.

– Совсем? – уточнила Генриетта Амаровна.

– Совсем.

– Хорошо, что ты предупредила, – сказала Елена Викторовна..

Воцарилось тягостное молчание. Вид у всех был такой, как будто Марина пригласила в дом прокаженного. Наверное, так и сидели бы молча до прихода Мити, если бы на помощь не пришел Александр Иванович.

– Значит, будем ждать мальчика, – сказал он. – А я выпью. Можно?

И, достав из кармана четвертинку, Александр Иванович поставил ее на стол.

– Вот и хорошо, – приговаривал он, откупоривая бутылку. – Вот и славно.

Как Марина и ожидала, Митя всем понравился.

Но, наблюдая за мамой, по каким-то неуловимым, только ей известным приметам Марина поняла, что на душе у Елены Викторовны неспокойно, потому что она мать и счастье единственной дочери ей дороже всего. А Митя – другой, и делать вид, что это не так, глупо. Связать свою судьбу с таким человеком – это подвиг. Вот именно, подвиг. Разве Марине это по плечу?

Митя не пил, но Александр Иванович на всякий случай сходил за второй четвертинкой. Когда он вернулся, снова завязался непринужденный разговор.