Я тебя ненавижу
Шрифт:
Мы стояли с Максом у здания Изолятора временного содержания скуривая сигарету за сигаретой в тишине. Мне нужно было побороть отвращение к себе чтобы набрать номер отца, а Макс похоже думал о чем-то своем.
– Дай трубу.
Друг протягивает свой телефон, и я набираю номер отца молясь, чтобы он не взял трубку, а я - получил отсрочку. Но высшие силы не вняли, и отец ответил.
– Похоже, сын, жизнь тебя ничему не учит, что в Англии, что в России совершаешь одни и те же ошибки, - наслаждался отец звуком собственного голоса, после того как переварил мой рассказ, - поэтому закрывай поручение и возвращайся в Оксфорд.
Я положил трубку, зная,
Его методы всегда меня отвращали, как и его отбеленный бизнес, созданный на крови и костях, но как любил повторять отец, работу его я ненавижу, зато люблю деньги, которая она приносит. Я же мечтал, что когда-нибудь смогу построить честный бизнес, но пока в России правят такие как Анатолий Самгин, лучше искать другое поле.
– Что он сказал?
– Что нужно возвращаться в Англию.
– И что будешь делать с Аленой?
Бросил на друга взгляд, задаваясь вопросом, когда она успела «из той девчонки» вдруг вырасти в его глазах до «Алены».
– С Аленой, значит?
Макс пожимает плечами.
– Что-то есть в ней, признаю.
Слушать рассуждения друга о девушке, которую считал своей, не хотелось (и пусть она об этом еще не знает). Друг детства, верю ему больше всех, но доверил ли бы ему Алену? Да ни за что на свете.
– Макс, лицо Кирилла видел? Если хочешь украшу также.
Кирилл приперся к отделению, когда меня уже выпустили, но он рассчитывал на другой исход и явно хотел лицезреть меня за решеткой. Мы как раз с Федоровым стояли у ворот, обсуждая заявление Алены и все, что адвокату удалось раскопать на Кирилла и его семью, когда Горяйнов выбрался из черного тонированного джипа. Я его не признал, увидел парня с опухшей рожей и затекшими глазами, но внимания никакого не уделил, поэтому не был готов к тому, что он додумается на меня накинуться и нанести два удара: под ребра и в лицо.
– Сука, - шиплю я, чувствуя, как по щеке струится кровь, у него был кастет.
Федоров, как бывший военный, оперативно скрутил парня, пока я сгибался в три погибели, надеясь, что мне не разорвало печень, а там уже подоспели сотрудники ИВС. Мой прозорливый адвокат попросил зафиксировать факт нападения на его доверителя и передать запись с камер видеонаблюдения.
Кирилл приехал не один, а с Горяйновым старшим, тяжело вылезшим следом из машины и явно атлетичностью сын пошел не в отца - откормленного борова в синей форменной одежде с погонами. Распознать что-либо по лицу Кирилла было невозможно, но я чуял, что он растерян, как и его папаша, оба не понимают, как я оказался так скоро на свободе.
Смотрю на Кирилла и вновь глаза наливаются кровью, мышцы непроизвольно
– Клим, поезжай домой, - слышу совет адвоката, - я с ними разберусь.
Макс подъехал буквально следом за ними и наблюдал всю сцену, но поучаствовать не торопился, а лениво облокотился на свою машину в ожидании меня.
На физиономии прокурора было написано, что разговаривать со мной или моим адвокатом – ниже его достоинства, а я и не рвался, он был мне совершенно не интересен, потому доверил завершить дело Федорову и направился к Максу.
Избить Горяйнова, попасть в Изолятор было не такой большой платой за то, чтобы, когда я вернулся домой встретить там ожидавшую меня девушку. Увидел её, синяки и ссадины, оставленные Кириллом на ней, и пожалел, что не развязал драку у ИВС.
Мой адвокат постарался и нарыл на него целое досье с показаниями девушек, которые подавали заявления об изнасиловании, где ему была отведена главная роль и все дела были благополучно забыты. Оказывается, сын прокурора любил жесткий секс без согласия партнерш. Что же, в тюрьме у него подобного будет навалом, правда роли немного поменяются.
В голову закрадывалась черная мысль о том, как бы я себя повел, если бы Кириллу удалось совершить задуманное, сомнений не возникало – убил бы. Спланированно или нет, не знаю, но не смог бы жить зная, что он где-то портит воздух, даже за решеткой, может и дал бы ему надежду на жизнь, потомил год среди других осужденных, которые пользовались бы им, пока не сломали, а потом, если сам не закончил бы своё существование, то помог ему в этом.
Сон не шел, раз за разом прокручивал в голове рассказ Алены о произошедшем с ней кошмаре. Когда она пересказывала, то обронила фразу о том, что меня видели в клубе с другой девушкой и решили, будто я её бросил. Как тут не поверить в эффект бабочки? Не будь я конченным дебилом не позвонил Миле и не позвал её в город Н., нас не увидели бы в клубе, знакомые Алены не сделали вывод о том, что я утратил к ней интерес, и насильник, возможно, сдержался бы в отношении девушки. Впрочем, я не сомневался, что Кирилл псих, раз его мозг настолько отключался, что он не мог контролировать себя под боком у тренеров и товарищей по команде, а значит, если не там и в тот день, то он выбрал бы другое место и время.
И все же от меня Алене были одни беды. И чем сильнее я хотел держаться от нее подальше, тем хуже был итог этих стараний. Но больше я не собирался убегать от своих чувств, они победили окончательно и бесповоротно, они ломали меня, изменяли, делая совсем другим человеком. А может я таким и был изначально? Не знаю. Меня затапливало сокрушительным теплом, когда я смотрел на неё, и вся жизнь «до», казалось серой и убогой. Это и есть любовь? Когда сердце разрывается на маленькие кусочки, как от атомного взрыва, с периодом распада длинною в жизнь.
Утром, проходя мимо своей спальни, услышал, как соня, что в ней спала, чихает. Черт, ну конечно, она же вся продрогла вчера, долго находясь в лесу в мокрой одежде. Осторожно постучал по двери, не желая её пугать, ответом было очередное чихание.
– Привет, - поздоровалась девчонка, снова чихая, - прости, не могу остановиться.
– Привет, кажется, кто-то заболел, - удрученно заметил я, размышляя, останется ли она у меня еще на чуть-чуть.
– Нет! – запротестовала, - я никогда не бо-пчхи-лею.