Я тебя прощаю
Шрифт:
Никто и никогда не заботился о нем так, как Чандра, — даже в детстве, а тем более теперь. Всю жизнь он страдал от одиночества, заброшенности.
Пока не появилась Чандра.
Он познал успех, богатство, славу. Он имел все и ничего — до нее.
Он не верил в любовь.
Поскольку не имел ни малейшего представления о том, что это такое.
Пока не шагнул в свою душевую кабинку и неправдоподобно голубые глаза не заглянули ему в душу так, как они смотрят сейчас.
Слишком долго он хотел не того, в чем действительно нуждался,
Но пустота не заполнялась.
Только Чандра может сделать его счастливым.
Лукас был уже достаточно опытен, чтобы понять: подобное чувство не повторяется дважды.
Он должен добиться, чтобы Чандра осталась с ним навсегда.
Лукасу нужно было, чтобы в этот вечер ничто не нарушило атмосферы любви, — так и вышло. Казалось, Чандра понимает, сколь зыбко и ненадежно то, что их связывает, и предчувствует, что, когда узнает истину, они могут лишиться всего, чем дорожат.
И потому на краткий промежуток времени оба хотели только быть друг с другом.
Небо потемнело, приобрело матовые оттенки бледно-лилового, фиолетового и синего цветов. Лукас и Чандра чувствовали себя друг с другом свободнее, чем в течение прошлой недели, их слова и взгляды сопровождались частым негромким смехом.
Лукас поставил ужин разогреваться, а тем временем они поплавали в бассейне. Вскоре Чандра устроилась в шезлонге, с удовольствием созерцая длинное смуглое тело Лукаса, скользящее в воде. Голубая цапля, которую Чандра иногда подкармливала, прилетела с пляжа и присоединилась к ней.
— Попрошайка, — шепнула Чандра, когда птица склонила набок голову с длинным клювом и робко взглянула на нее. Смеясь, Чандра протянула пустые ладони высокой птице, которая так неуклюже покачивалась на ногах-ходулях.
Стая бурых пеликанов промелькнула в небе и нырнула в залив. Выбравшись из бассейна, Лукас объяснил ей, что в пятидесятых годах неумеренное применение пестицидов едва не привело к исчезновению бурых пеликанов в Южном Техасе, но теперь они возвращаются. Позабыв про птиц, Чандра набросила на плечи Лукаса полотенце, а вторым принялась вытирать ему волосы.
Покончив с этим, она провела ладонями по влажным прядям и вдруг покраснела.
— Спасибо тебе за этот вечер. И за всю неделю.
Приподняв ей пальцем подбородок, Лукас запечатлел на милом лице поцелуй — сочетание льда и пламени.
Чувство, которое Лукас испытывал к Чандре, было не только эротическим. Чандра заменила ему весь мир. Он поцеловал ее, и, как всегда, тонкий вкус ее губ подействовал на него как стимулятор.
— Давай забудем про ужин и сразу пойдем в комнату, — хрипло предложил он.
Она неторопливо скользнула ладонями по его широкой обнаженной груди, вдоль каждого из шрамов.
— Как это случилось? — спросила она, приняв неровные, зазубренные следы за шрамы — как все, кто видел их.
— Никак. Они у меня с рождения.
— Родимые пятна? — тихо переспросила Чандра. — Как странно…
Ее глаза ярко вспыхнули и посерьезнели, когда Лукас со смехом рассказал ей, что нянька-индианка разозлила его отца, сказав, будто его малыш приобрел эти странные метки в другой жизни — вероятно, от этих ран он тогда и умер.
— Она утверждала, что меня придавило чем-то большим и тяжелым — скорее всего, машиной. — Лукас сделал паузу. — Мой отец заявил, что ее слова — нелепая, абсурдная, глупая, суеверная ложь. Но нянька объяснила, что иногда воздух бывает слишком плотным, чтобы душа покойника взмыла в небо, и тогда она вселяется в тело новорожденного.
— Вот как? — Чандра вновь нежно провела кончиками пальцев по белым линиям и инстинктивно остановилась на уровне сердца Лукаса. Но когда он попытался привлечь ее к себе, она улыбнулась и отстранилась. — Потом, — прошептала она. — Я проголодалась.
— И я тоже. Но я хочу…
— Нет! Прошу тебя, Лукас, давай подождем. Они поужинали у бассейна, затем побросали кольца, но быстро прекратили игру, решив, что без мальчиков это неинтересно.
Поднялась луна, осветив небо. Странного телохранителя нигде не было видно, но Лукас напрочь забыл про него. Он обнял Чандру и повел ее в дом.
Он распахнул застекленные двери балкона в своей спальне, чтобы был слышен шум прибоя и соленый запах моря. Легкий ветер раздувал занавески, и они струились призрачными серебристыми завитками. Постель заливал лунный свет.
Некоторое время любовники стояли на пороге. Затем она с улыбкой придвинулась ближе, но, увидев, что Лукас потянулся к ней, прошептала так тихо, что он с трудом расслышал ее:
— Нет, подожди.
Подняв обе руки, она начала расстегивать крохотные перламутровые пуговки на платье. Ее красивые руки в лунном свете приобрели оттенок слоновой кости, грациозно пробегая по блестящим пуговицам лифа.
Сине-зеленая ткань наконец разошлась, и Чандра спустила ее по изящным изгибам плеч, позволив упасть к ногам. Расстегнув черный лифчик, она тоже уронила его на пол.
Лукас хотел что-то сказать, но их окутывала безграничная тишина, и, как всегда, они стали говорить без слов. Она вновь искала губами его губы, уже не дразня, а с трудом справляясь с порывом. Каждая мышца на сильных руках и ногах Лукаса напряглась. Их тела встретились, соприкоснулись. И когда она приподняла бедра ему навстречу, он ощутил безумный трепет, какого никогда еще не чувствовал.
Чандра обвила его своими бедрами.
Когда она задвигалась в ускоряющемся ритме, он прижал ее к себе и на долгую минуту погрузился в ее глаза, признаваясь в любви душой и сердцем. И только когда она безмолвно поведала о тех же чувствах, он стал входить в нее — непреклонно, без остановок, а она пыталась обнять его еще крепче. Лукаса окатил опаляющий жар, а она затягивала его все глубже в круговорот черного пламени, во всепоглощающий бархатный мрак.