Я – телохранитель. За пригоршню баксов
Шрифт:
Плита стояла ровно.
– Хорошо, – одобрил Марецкий. – Ты мне скажи, когда отсюда весь этот мусор вывезут? Чтобы здесь не позорно было родственников поминать.
– А вот к следующей неделе, – затараторил Степан. – Как, в общем, и договаривались с вами. Всё будет в лучшем виде. Вы даже не беспокойтесь, Игорь Александрович. Мы своё дело знаем.
– Дело знаете, а людей нет, – нахмурился Марецкий. – Где люди твои?
– Так это… – растерялся Степан. – Так отлучились… Придут… Как не прийти…
– Пьют? – строго спросил Марецкий.
– Так ить пятница, Игорь Александрович, – пробормотал несчастный Степан, совершенно уничтоженный необыкновенной прозорливостью барина.
– И что же, что пятница?! – осерчал Марецкий.
– Ну, как же, – бормотал Степан. – Завтра ж суббота… И воскресенье опять же… Выходные, в общем…
– Если не сделаешь к сроку – я тебе этого не спущу! – посулил Марецкий.
– Сделаю! – приложил руку к груди Степан, глядя на собеседника с той истовой честностью во взгляде, что выдает обычно человека необязательного и лживого. – Я и людям этим вашим сказал, которые приезжали…
– Каким людям?
– А вот в прошлом месяце от вас приезжали, интересовались тут всем.
– Да кто приезжал-то? – всё никак не мог взять в толк Марецкий.
– Ну, как же. Двое на большой машине. Очень вашими предками интересовались, расспрашивали обо всём. Я-то думал, что от вас…
Китайгородцев видел выражение лица Марецкого и понимал, что тот не в курсе. Но ни о чём расспрашивать его не стал.
Хамза внимательно следил за тем, как Китайгородцев на листе бумаги аккуратно вычерчивал схему. В центре небольшой круг – «Марецкий». Рядом ещё три кружка. Первый – «Развалины». Второй – «Музей». Третий – «Кладбище».
– Вот, – сказал Китайгородцев. – Есть три места, которые посещает потомок старинного рода Тишковых. Вот здесь, – ткнул в круг с надписью «Кладбище», – в том месяце появлялись люди, о которых Марецкому ничего не известно. Они очень интересовались историей рода и вообще всем, что связано с Тишковыми. Я при Марецком не стал расспрашивать мужика, что с теми любопытствующими разговаривал, а расспросить бы его надо. У меня к вам просьба. Отправьте туда кого-нибудь из наших, того же Костюкова, например. Пусть он по всем этим местам проедет, поговорит с людьми.
– Думаешь, кто-то вокруг Марецкого крутится?
– Мужик этот на кладбище чётко сказал: приезжали и расспрашивали. И я ещё одну историю вспомнил. Сначала внимания не обратил, а сейчас вот всплыло в памяти. Недавно мы были в тех краях, Марецкий нас с Машей возил к развалинам своего родового имения. Там к нему кто-то из местных подходил. Спросил тогда у нас: «Тоже любопытствуете?» Он сказал: «Тоже»! Понимаете?
– Ну и что? – пожал плечами Хамза.
– Это могли быть те же люди, – сказал Китайгородцев, – что и на кладбище приезжали. Пусть Костюков потопчется там, порасспрашивает. С мужиком на кладбище поподробнее поговорит. Косаря пусть разыщет. В музей обязательно заедет, где истории рода Тишковых посвящена целая экспозиция. Они и мимо музея никак не могли пройти.
– И что ты хочешь установить?
– Я хочу понять, действительно ли вокруг Марецкого кто-то крутится? Или это у меня просто паранойя?
– Да уж, ты с таким рвением ищешь врагов в окружении Марецкого, что, похоже, налицо все симптомы болезни.
Китайгородцев не обиделся. Подначивал его шеф. Это у Хамзы такая привычка: вроде как поднимает на смех, а на самом деле призывает: давай-ка, мол, братец, выкладывай свои резоны, обосновывай позицию, вижу, что ещё не всё выложил.
– Я так неистово ищу врагов Марецкого, потому что до сих пор не понял, для чего он нанял телохранителя. Либо это дешёвый выпендрёж, либо клиент ощущает угрозу собственной безопасности. Сам Марецкий считает, что опасность ему не грозит…
– Может, это действительно так?
– Может, и так. А может, и нет.
В парикмахерском салоне людей почти не было. Одиннадцать часов дня. Слишком рано для публики, которая сюда захаживает. Две девушки-работницы, одна клиентка в кресле, охранник на входе, женщина-кассир.
Марецкий был здесь частым гостем. Китайгородцев сел на диван в углу, откуда ему были видны входная дверь и кресло, в котором устроился его подопечный.
– Как твой киндер? – спросил Марецкий у девушки, которая начала колдовать над его причёской.
– В деревне он, у бабушки.
– Далеко?
– Ивановская область.
– Скучаешь?
– Скучаю. Сначала думала – вот и хорошо, что уехал, у меня ведь комната в коммуналке, никакой личной жизни. А уехал – я всего два дня продержалась.
– Ревёшь в подушку?
– Реву, – засмеялась девушка.
Охранник решал кроссворд. Здоровенный детина, уши по-боксерски приплюснуты, нос сломан. Пыхтит, хмурится, как школьник, которому не даётся задачка.
Смех. Смеялась девушка, которая стригла Марецкого. Наверное, он сказал ей что-то смешное.
Распахнулась входная дверь, в комнату ворвались трое: короткие стрижки, лица злые, в руках – обрезки арматуры. Охранника свалили сразу – накинулись на него разъяренной сворой, нанося удары металлическими прутьями. Завизжала одна из девушек.
Телохранитель Китайгородцев: «Из кобуры… Предохранитель…»
– На пол! Все – на пол! Стреляю!
«Марецкий… Бледен… Трое… Растерянны…»
– Лежать!
«Ствол пистолета – в лоб ближайшему… Один пятится к двери… На мушку…»
– Лежать!
«Не лягут… Не верят… Пол… Деревянный… Без рикошета… Можно стрелять… Под ноги… Этаж первый… Можно…»
– Лежать!
«Выстрел… Упали… Одновременно…»
– Вызывайте милицию! Живо!
«По стеночке… К Марецкому…»
– Лежать! Поубиваю!
«За ворот рубахи… Не до сантиментов… За мной… Бледный он очень… У входа могут быть сообщники…»
– Где у вас запасной выход?
«Дверь ногой… Оказывается, была закрыта… Коридор… Что здесь?.. Комната… Женщина…»