Я тоже её люблю
Шрифт:
— Рот закрыла. Привела себя в порядок. И стала прежней женой своего мужа. Ты Батурина, а не размазня!
Я горько смеюсь. Но недолго. Потому что Тагир подхватывает меня на руки, отрывая моё тело от пола как пушинку. Несёт в ванную комнату и усаживает в ванную прямо в одежде.
Сняв пиджак, Батурин расстёгивает запонки на рукавах рубашки и закатывает рубашку до локтей. Включает кран, регулирует температуру воды. И наполняет ванную водой до тех пор, пока она не коснётся моей шеи. Хватает с полки все баночки, попадающиеся под руку.
Он моет меня, если это можно так назвать. Бесполезно. Если пытается отмыть моё тело от следов другого мужчины, то это просто смешно. Но я не смеюсь. Я опустошена. Во мне больше нет никаких эмоций. Я безнадёжна.
Я позволяю достать себя из ванной и укутать тёплым полотенцем. А затем Тагир отводит меня к камину, который утром растопил Егор. Я сижу на коленях у Батурина и дрожу. Не могу согреться.
Тагир обнимает меня обеими руками. Крепко-крепко. Боится отпустить.
Зарывшись носом в моих волосах на затылке, Тагир шумно дышит. Маньяк. Чокнутый на всю голову. Что я ещё должна сделать, чтоб он потерял ко мне интерес? Я же изменила ему с другим мужчиной! Стонала под тяжестью чужого тела, целовала чужие губы… Но Батурину будто всё равно.
— Когда ты меня бросила в Эмиратах, умирая, я лежал на полу и знаешь, о чём думал? — я ничего не отвечаю этому сумасшедшему, а он всё равно продолжает говорить тихим голосом: — Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Больше всего я боялся потерять тебя. Чувствовал, что на этот раз могу действительно тебя не найти.
Я по-прежнему молчу. Мне нечего сказать на этот бред.
— Я так соскучился по тебе, моя любимая жёнушка. Мысли о тебе истерзали всю мою душу, пока я тебя искал.
— Ты сумасшедший.
— Увы, — ухмыляется Батурин и резким движением поворачивает меня к себе лицом. Смотрит на меня снизу вверх, и я замечаю, как на его скулах играют желваки: — Я влюбился в тебя ещё пацаном. Потому что ты была самой красивой. Как сейчас помню твои длинные волосы, которые ты собирала в высокий хвост на затылке. Помню твоё милое личико и большие карие глаза.
— Я младше тебя на шесть лет. Ты влюбился в ребёнка, Батурин.
— Думаешь, любовь позволяет делать выбор: влюбиться или нет? У любви нет правил. Она не имеет инструкций. Для неё нет возраста. Нет никаких преград. Она бьёт в самое сердце и кладёт на лопатки. Не позволяет подняться! Я ждал, когда ты немного подрастёшь. Станет совершеннолетней. Я всегда знал, что ты будешь моей.
— Ты мне жизнь сломал, Батурин. И себе сломал.
— Тшш… — прикладывает палец к моим губам, чтоб я замолчала. — Не говори так, душа моя! Ты и есть моя жизнь. Ты — моё всё. Я стал тем, кем я есть, только благодаря тебе.
Боже, какой чокнутый…
Юлия
Приведя меня в человеческий вид, Батурин решает возвращаться домой. А я даже не удивляюсь, когда на улице возле дома, который арендовал для нас Егор, замечаю кортеж из чёрных иномарок. Батурин без своей свиты почти никогда не ездит.
Оказавшись в машине, я устраиваюсь на краю дивана, специально отодвигаюсь подальше от Тагира. Но он притягивает меня к себе, схватив за руку. Обнимает за плечи, будто всё ещё надышаться мною не может.
Поездка до столицы дальняя. Я даже каким-то чудом умудряюсь заснуть. Но во сне я всё так же ощущаю тиски Тагира и запах его ненавистного одеколона, которым я уже насквозь пропиталась.
— Юля, — меня будит голос Тагира. Я только успеваю открыть глаза и отпрянуть от дьявола, как он кивает куда-то за мою спину: — Пообедаем. Я проголодался.
Придорожный ресторан выглядит дёшево. Обычно Батурин брезгует есть в подобных заведениях, но, видимо, сегодня он решил изменить своим принципам. И это выглядит странным.
В ресторане я пытаюсь запихнуть в себя куриный бульон и съесть кусочек хлеба. Тагир же съедает половину порции лазаньи, а затем ему кто-то звонит на мобильный, и он выходит на улицу, оставив меня за столиком одну.
Я не пытаюсь сбежать, потому что знаю, это бесполезно. Батурин приставил ко мне охрану. И тот амбал, который стоит за моей спиной и прожигает своим пристальным взглядом мой затылок, даже не позволит встать из-за стола, если я вдруг захочу это сделать.
Через несколько минут Тагир возвращается раздражённым. Бросает на стол пару купюр за обед и холодным тоном сообщает, что нам нужно выдвигаться в путь.
***
В столицу мы приезжаем ближе к вечеру. Чтоб отвлечься от гнетущих мыслей, я заставляю себя смотреть в окно. С Тагиром не разговариваю и игнорирую его любые попытки завести диалог.
Машина подъезжает к нашему дому в столице. И моё сердце переворачивается в груди, потому что этот коттедж за десять лет стал мне настоящей тюрьмой! Я ненавижу каждый сантиметр этого дома. Ненавижу до чёртиков…
— Выходишь? Или хочешь, чтоб на глазах у всех я поволок тебя за руку? — раздражённо бросает Тагир и спешит выйти из машины.
Вздохнув, я делаю над собою усилие подняться. И вздрагиваю, когда выйдя на улицу, оказываюсь пойманной за руку Батуриным. Он ведёт нас в дом, будто ничего накануне не произошло, и мы возвращаемся после очередного пафосного благотворительного вечера.
В доме светло и пахнет вкусной едой. Домработница приветливо встречает нас на первом этаже. Забирает верхнюю одежду и относит её в гардеробную.
Ухватившись за перила, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, ощущая, как мою спину между лопаток жжёт взглядом Батурина. Тагир ни на шаг от меня не отходит. Даже пододвигает к моей кровати кресло, кладёт на колени ноутбук. И включается в работу. Спрятавшись с головой под одеяло, я перекатываюсь на другой бок. И крепко зажмуриваюсь.
Пусть всё пройдёт.
Пусть, когда я в следующий раз открою глаза, всё окажется ночным кошмаром.
Потому что я больше не представляю свою жизнь в этом аду.