Я тоже её люблю
Шрифт:
Мотаю головой. И делаю глубокий вдох, собираясь с силами. Я должна сказать Егору о дочери. Уверенна, это будет больно. Пусть… Иначе начать с нуля не получится.
— Я хочу тебе признаться, — мой голос вибрирует, а по телу проносится дрожь. Страшно-то как. — И очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Не осудишь.
— В чём дело, Юль?
Егор разворачивает меня к себе лицом. Заглядывает в глаза. И ждёт. А я глотаю в горле ком и дёргаю подбородком вверх.
— Я была беременная от тебя… — признания вылетают из меня надсадным
Егор убирает руки с моей талии, медленно отходит назад. А затем зарывается лицом в раскрытых ладонях и с силой трёт его.
Юлия
Помедлив несколько секунд, я осмеливаюсь подойти к Егору и обнять его за плечи. Так нежно, как только могу. Чувствую, как любимого трясёт в этот момент. Никогда раньше я не видела мужских слёз, тем более слёз Егора. Но он сдерживается изо всех сил, отворачивает от меня лицо, когда я хочу коснуться его щеки ладонью.
— Скажи мне, что это неправда. Скажи, что придумала, — требует Егор, а я лишь качаю головой и зажимаю рот рукой, когда с моих губ срывается первый всхлип. — Юля, нет! Это не может быть правдой!
— Прости, — глотаю солёные слёзы, которые катятся по моим щекам против воли.
— Где тогда ребёнок? — напирает на меня Егор и когда я, закусив губу, предательски молчу, Егор встряхивает меня, схватив за плечи: — Где мой ребёнок?
— Её нет… — качаю головой. Глаза закрыты, но я чувствую на своём лице гневный взгляд Егора. — Нет. И никогда не было.
— Что ты такое говоришь? Куда ты спрятала ребёнка?
Тиски Егора причиняют мне боль. Пальцы впиваются в кожу как колючая проволока. Протыкают насквозь.
— Она не родилась, Егор. Я потеряла дочь на восьмом месяце беременности…
Выкрикнув ответ вместе с болью, задираю голову к небу и открываю глаза. Егор уже отошёл от меня. И теперь расхаживает по пляжу вперёд-назад. Руки сжимает в кулаках, затем поднимает с песка камни и бросает их в море.
Приказываю себе не плакать. Глубокий вдох. Выдох… Сердце рвётся на части, потому что я снова и снова проживаю тот злосчастный день, когда при очередной ссоре Тагир нечаянно столкнул меня с лестницы. Помню всё, как сейчас. Как летела с лестницы кубарем. Как хваталась за живот обеими руками, стараясь уберечь свою девочку. Не уберегла…
Успокоившись, Егор возвращается. И насколько это сейчас возможно спокойным голосом просит ему рассказать о беременности. И объяснить, почему я так подло поступила с ним. Почему не просто вонзила в спину нож в очередной раз, а подвела к плахе: его, себя и нашего неродившегося ребёнка.
Рассказываю. Запинаюсь. Плачу. И снова рассказываю.
И чем больше я говорю, тем сильнее наливаются кровью глаза любимого мужчины. Ему больно сейчас — знаю. Но промолчать я не могла. Я жила с этим все эти годы, даже не надеясь, что когда-нибудь смогу вырваться из плена Батурина.
***
Не помню, как мы с Егором вернулись в дом. Всё было как в тумане, потому что очнулась я сидящей возле камина, где в огне потрескивали поленья.
— Тебе надо поесть, — почувствовав на своём плече ладонь, вздрагиваю.
— Не хочу, — кутаюсь в шерстяной плед, ноги, согнутые в коленях, прижимаю к груди.
— Юль, хватит уже.
Опустившись рядом со мной на полу перед камином, Егор обнимает меня за плечи. Притягивает к себе. И целует в макушку.
Странно, но любимый никуда не ушёл. Рвал и метал в первое время, да. Но остался со мной! Не уверена, что это всё не сон, ведь невозможно такое простить. А Егор, получается, простил…
— Я всю жизнь мечтал о дочке. Чтоб у неё был твой курносый нос, большие карие глаза с пушистыми ресницами чёрного цвета. И брови домиком.
— Поэтому ты до сих пор неженатый в тридцать пять, потому что мечтал о женщине, которая тебя предала, — я не спрашиваю, а просто констатирую факт. Вслух озвучиваю мысли.
— Да. Я любил только тебя все эти годы.
— А я нет, — ухмыльнувшись, шумно втягиваю воздух ноздрями, потому что продрогла до костей, пока мы с Егором гуляли возле моря и теперь не могу согреться: — Я хотела забыть тебя. Старалась не вспоминать и гнала прочь из головы любые мысли о тебе.
— Почему? — один вопрос укладывает меня на лопатки, как мощный нокдаун.
Почему? Потому что Батурина я ненавидела гораздо больше, чем любила Егора. Это два несовместимых чувства в одном сердце. Любовь делала меня слабой, размазнёй. А ненависть укрепила мою решительность и жажду к свободе. Именно она заставила меня прийти к Егору и покаяться во всех своих грехах.
Но Егору об этом знать совсем необязательно. Я и так вылила на его голову достаточно дерьма, что в нём можно захлебнуться. Куда больше?
— Давай не будем о прошлом. Пожалуйста, — прошу Егора, и он соглашается коротким кивком. — А вообще, я бы что-то выпила сейчас. Крепкое. И легла спать — так голова болит. А завтра я приду в себя, стану прежней стервой и уеду. Обещаю, больше тебя ни за что не потревожить.
— Ты сейчас серьёзно?
— Да. Разве это будет несправедливо? Я та, что сломала тебя. Много-много раз. Та девушка Катя… Кажется, вы подходите друг другу, — говорю с кривой усмешкой на губах. Не пила ещё, но бред так и льётся из меня фонтаном.
— Бросаешь меня? Опять? — голос Егора повышен, но это ожидаемо. — Я сам буду решать: кто мне подходит, а кто нет.
— Егор, я тебе не всё сказала.
— Неужели? Сейчас окажется, что у нас была двойня? Или что? Чем ты меня собираешься удивить?
— Я оставила Батурина в критической для жизни ситуации, — вспоминаю, как корчился от боли на полу Тагир: — Я бросила его, понимаешь?
— Да, на тебя это похоже. Но если ты волнуешься за этого гада, то зря. Такие, как он, так просто не сдохнут.