Я твой ужас и страх
Шрифт:
— Я не смерть, — вдруг решительно отрезал он, уточняя: — И мы не братья. Немного другая специфика.
— Не смерть, значит. Что придумаешь сегодня? Игра уже не так остра. Я начинаю привыкать к страху, — делала вид, будто ничего не произошло, Валерия, раскидывая руки по спинке дивана, словно ее ничто не волновало. Она была облачена в темно-голубое офисное платье, на губах она чувствовала вкус имбиря и смывшейся алой помады. Лучше уж помада, чем кровь.
Король Кошмаров смотрел на нее… Сначала с явным восхищением, даже с желанием, точно запоминая каждую ее черту, а потом внезапно с ненавистью. Он осклабился, вызывая целую бурю черного песка, вновь возникли недобро храпящие кони.
— К нему невозможно привыкнуть, — прорычал Бугимен. — Кошмары убьют все твои надежды.
Кошмары проходили насквозь через нее, а она только мрачно глядела исподлобья, сцепив руки в замок. Она не до конца осознавала смысл его игры, но ответ теплился где-то совсем близко, его загадка.
«Его часы на без пяти двенадцать. Мои — тоже. Пора! Если все узлы разрубаются в эти дни, то наш с ним тоже обязан найти свое логическое разрешение. Неужели же ценой моей жизни? Что ж… Я не боюсь», — твердый и решительный голос, свой собственный, а не чужой. Порой податливые и легко направляемые реки ломают самые прочные плотины. Она — капля, что в полете обращается в модель Вселенной, ведь каждый — целый безбрежный мир, космос и хаос, страх и отвага.
— Слишком ты много говоришь о надежде. Слишком много у тебя планов. У тебя есть даже мечта. Поганая, правда, — выдавила из себя с огромным трудом циничную улыбку Валерия.
Только бы не вспоминать об их коротком помешательстве на выставке, только бы не забывать, что Король Кошмаров вроде бы собирался захватить мир и просто испытывал ее. Но не верилось словам Джека Фроста, что ее намерены обмануть. Она в своей жизни видела слишком много лжи, чтобы доверять просто так.
— А ты слишком легко говоришь о жертве, — навис над ней Король Кошмаров. — Что ж… Пора приводить мой план в исполнение!
Во взгляде его сквозила невыразимая боль, как будто и он сам не радовался своей хитроумной выдумке или же опасался, что все провалится.
— Спи! — Он повел возле лица Валерии ладонью, отчего девушка медленно завалилась набок, замечая, как мир совершает вокруг нее стремительные обороты. Капля отразила мир и разбилась на сотни алмазных брызг, исчезая во тьме. Но она не боялась, погружаясь за завесу тьмы, она ничего не боялась. «Ты сильная, ты преодолеешь!» — последним напутствием донесся голос матери. Хотелось бы верить, что на грани сна и яви они и правда встретились среди ночных видений. И голос сделался путеводной звездой.
«Это не игра, я боюсь ради нас всех! Я не ошибка, я не обязана быть идеальной. Мама, папа как же я люблю вас!» — безмолвно воскликнула она, окончательно проваливаясь в иные миры.
— Теперь ты в моей власти, — только доносился зловещий голос Короля Кошмаров. — Если в реальном мире я утратил силу, то в мире снов я полноправный властелин. Ты здесь одна, поэтому никто тебя уже не разбудит! Ты сама пришла в мою ловушку, ты сама попросила. Вот и полночь!
7. Полночь вечности
В том городе сером плакали львы, их рев разносился над далеким водопадом, их слезы срывались горькою влагой. В том городе ноги вязли в брусчатке, асфальте и пыли. Знакомые улицы представали незнакомо, переплетаясь вне логики, как собранные из конструктора. Валерия шла в гости — так начинался ее тяжелый кошмар — но терялась во дворах, не находя знакомого адреса, петляя среди пустырей и бойлерных. А потом вспоминала, что дома того нет, а хозяева умерли. У сна просчитывались острые грани, в которых проступала реальность. Она все шла и шла в исступлении, петляя среди задворок и бойлерных, перебираясь через дома с шаткими лестницами. Город не заносила пустынным песком пустота: люди вышагивали отдаленными тенями. Чтобы уловить ритм движения, приходилось спешить куда-то.
«Он обманет, он предаст. Нет никому веры на земле. Он уйдет, а ты умрешь», — звенел незнакомый голос подсознания.
— Он уже предал, — ответила Валерия.
— Нет, все не так просто… Иди! Ищи! Иди… — донесся шелестом ветра едва узнаваемый голос, взметнувший пыль вдоль переулка.
Когда-то давно люди придумали боль, люди придумали убивать других людей… Валерия обернулась — за ней шел ее давний тайный страх всех узких улиц: несколько смутных силуэтов с ножами. Она побежала прочь, но воздух плясал болотистым киселем. Она выпутывалась из него, точно из отсыревшей пряжи, проваливаясь в другой сон, забегая в неприветливый подъезд.
— Это все страх смерти, и не ты ему хозяин, — отвечала Валерия неуловимому ветру.
Холод, запах бензина. Образы тонули в чернильной воде. Улица плохим монтажом вырезанных кадров переметнулась в квартиру, вроде бы знакомую, а вроде совершенно чужую. Кто-то ломился в дверь, кто-то скрежетал отмычками. И она бежала, прыгала из окна, не разбивалась, а то взлетала, то снова падала. Тело оказалось более гибким, чем в реальности, ноги — более быстрыми, но это неизбежно не приносило никаких преимуществ. Образы дергались, как наркоманы в ломке, как пленник, которого бьют током. Лютый взгляд через морок вел прочь сквозь улицы. Куда-то во всю эту смурь, вращавшуюся смыкающими лапы панельными домами. В этом городе притаилось все самоотчужденье мира. В нем не замечали погони, а Валерия бежала и бежала, стараясь не забывать, что где-то осталась реальность.
Пару раз она силилась пробудиться, но грудь придавило тяжелым камнем, дыхание перехватывало, и голова непомерной тяжестью покоилась на диване. Где-то там, за гранью. Король Кошмаров не позволял проснуться. Вот его истинная сила, вот его истинная власть. И Валерия потеряла сноровку и сарказм, чтобы небрежно отвечать. Он вел ее бесконечными коридорами лабиринта разума, она осталась оголенным проводом, осыпая едва уловимые короткие искры злобы. Но приходилось блуждать среди собственных мыслей, как по топкому льду вокруг камышей.
Жизнь натянула стропы, раскинули крылья фрегаты, серые птицы дней срывались в кружение неразборчивых картин, подъездов, улиц, задворок. Множество городов спрессовались, и конструктор сознанья собрал свой образ идеального ада. Ощущение погони продолжалось.
— Найди, — вздыхал осенний ветер, отчего сводило зубы, а озноб скручивал тугим канатом. Ослабшие ватные руки и ноги с трудом передвигались вперед и вперед, Валерия стремилась на незнакомый крытый вокзал с витиеватыми старинными часами, она опаздывала на поезд, но не находила платформы, искала выход между вагонов зеленых и красных электричек, оглядывалась, не помня точно, от кого и почему бежит.