Я, ты и любовь
Шрифт:
— Кольт! — послышался слева резкий окрик Келли, стоявшей за стойкой. — Это, блин, вряд ли! Только не в моем баре!
Я обернулся, встретив убийственный взгляд. Келли кое-что знает обо мне, знает тех, с кем я раньше тусовался. Она знает, что я могу натворить, и очень не хочет, чтобы здесь произошло подобное. Я ее не виню.
Сунув руку под стойку, Келли достала складную полицейскую дубинку и легким движением со щелчком выдвинула усиленную головку. И направила ее на громилу и К°.
— Вон отсюда, вы все. Сию же секунду. — Одновременно она достала из сумки сотовый, набрала номер и повернула экраном к компании. — Я сейчас вас всех уделаю, а потом позвоню в полицию, и вас заметут, потому что у нас с копами дружба и взаимопонимание. Выметайтесь отсюда пулей!
С Келли шутить небезопасно. Потому у нас и общие знакомые, что она тоже с ними корешится. Келли не говорит, что красная бандана, стягивающая ее дреды, не только дань моде. Это цвета определенной банды. Ей достаточно сделать один звонок, чтобы громилой и компанией тут и не пахло. А запахло бы кровью.
Нелл первая пошла к выходу, бросив на стойку банкноту. Ее пресные подружки и козел приятель тоже потянулись к дверям. На пороге громила задержался, пытаясь убить меня взглядом. Я смотрел на него в упор. Через несколько секунд он повернулся и вышел.
Я снова поднялся на эстраду и принялся подстраивать гитару.
Келли вышла из-за стойки и встала передо мной.
— Что за хрень только что затевалась, Кольт?
Я пожал плечами:
— Так, знакомые.
— Ты мог здесь все разнести.
— Он делал ей больно.
— Она сама позволяла!
— Это его не оправдывает. — Я выудил из футляра каподастр и приладил на гриф.
Келли с опаской посматривала на меня.
— Не оправдывает. Но если она ему позволяет, это ее дело. Мне не нужны неприятности в собственном баре. Тебе проблемы нужны еще меньше, и точка. — Келли тронула меня за локоть — одно из редких мгновений физического контакта. По неписаным правилам нашей посткоитальной дружбы, трогать друг друга не полагается. — Кольт, ты очень хорошо держишься. Не испорти все к чертям, пожалуйста.
— А что бы я испортил?
Уперевшись рукой в выпяченное бедро, Келли выразительно посмотрела на меня, вопрошая взглядом, не идиот ли я.
— Я еще не видела тебя таким взбешенным, Кольт. Обычно ты не теряешь головы. Получается, ты к ней неравнодушен.
— Долго объяснять. — Я провел ногтями по струне, не глядя на Келли.
— Это всегда долго объяснять. Я что говорю, у тебя жизнь только-только начала налаживаться. Старое осталось позади… — Она обвела глазами бар и улицу, намекая на наши прежние терки с законом. — Тебе не нужны неприятности из-за какой-то юбки.
— Она не просто какая-то юбка.
Зря я это сказал.
Келли прищурила глаза.
— Не о том речь, слышь, ты. — В ее речи стал слышней былой уличный говорок, от которого она долго отвыкала. — Я грю… Я говорю — не испорти все одним махом. Делай, что должен, но… Слушай, а иди ты лесом. Поступай как знаешь.
Я вздохнул и поднял на Келли глаза.
— Внял, Особенная Кей.
Келли покивала в смысле «так я тебе и поверила».
— Ты меня так не называл.
— Еще как называл, сестра. — Я сверкнул своей трусосбрасывательной, не дающей осечек улыбкой.
Келли сделала вид, что падает в обморок, и двинула меня в плечо. С размаху. Достаточно больно, даже руку заломило.
— Заткнись и сыграй песню, засранец. — Она развернулась ко мне кормой и шикарно отчалила. Я не прочь был проводить ее взглядом. Пусть мы больше не спим вместе, но могу же я оценить открывшийся вид.
Следом за этой мыслью пришло странное чувство вины, будто я нарушил клятву верности Нелл. А ведь я не клялся. И все равно не мог избавиться от ощущения, что виноват. Поэтому я начал играть и попытался забыть Нелл, ее громилу, Келли, былые неприятности и старые стычки.
Я часто брожу по улицам — старая привычка. Когда я был злющим бездомным семнадцатилетним юнцом на гнусных гарлемских улицах, я только этим и занимался. Я ни фига не знал, как выжить на улице, вот и бродил. Бродил, чтобы не влипнуть в неприятности, чтобы не заснуть, чтобы согреться. Потом познакомился с Ти-Шоном, Сплитом и другими пацанами, и улицы стали нашим источником существования, нашей жизнью, нашей территорией. Тогда я ходил по улицам и занимался делом. Сейчас я брожу по улицам, потому что меня это успокаивает. Когда надо выбросить из головы всякую дрянь, я хожу. Кладу гитару в чехол, завязываю шнурки на своих «тимберлендах» и хожу. Могу отправиться из своей квартирки над мастерской в Куинсе и дойти до Гарлема, Астории, Манхэттена. Я брожу часами, без айпода, без цели, одолевая милю за милей людных улиц, потрескавшегося асфальта, уносящихся ввысь небоскребов, жилых домов и глухих переулков, где мои старые дружки по-прежнему толкают дурь, курят травку и дерутся. Старые друзья, старые враги, с которыми я уже не связан. Они оставили меня в покое и как друга, и как врага, и дали возможность ходить по земле.
Два часа ночи. Я практически трезв, спешить некуда, поэтому я брожу. Я не готов вернуться в тихую, холодную квартиру, не готов доделывать двигатель с большим блоком. Я уговариваю себя забыть Нелл, как делаю последние два года, только теперь это еще труднее, потому что из головы не идут недавние воспоминания, запах ее шампуня, шуршание шелка ее лифчика по моей футболке. Я заново узнал ее соблазнительную красоту и пучину нестерпимой боли в сердце.
Поэтому не особо удивился, когда в три часа подошел к ее дому в Трайбеке. Как ни странно, входная дверь оказалась не заперта. По причинам, которые мне лень обдумывать, я толкнул ее и пошел вверх по лестнице. Сперва я услышал ее голос:
— Дэн, я ухожу. Одна. Я устала.
Его голос звучал тише, но разобрать слова можно:
— Брось, детка. Посмотри со мной фильм.
Нелл шумно вздохнула, теряя терпение.
— Не держи меня за дуру. Я знаю, чего ты хочешь. Ответ — нет, и он не изменится.
— А я все надеюсь. — В голосе громилы появились легкая насмешка и раздражение. — Тогда зачем мы вообще встречаемся?
— Это ты мне скажи. Я тебя не поощряла. И ни разу не сказала, что мы пара. Мы друг другу никто. Ты прилип и не уходишь. Я не хочу спать с тобой, Дэн. Ни сегодня, ни завтра.
— Что мне сделать, чтобы переубедить?
— Стать другим, — язвительно отозвалась Нелл.
Я остановился на площадке второго этажа, положив руку на перила и подняв лицо, словно мог видеть их сквозь стены.
В ответ на колкость он насмешливо фыркнул:
— Ты такая сволочная динамистка, Нелл. — Насмешливость в его голосе пропала.
— Неправда!
— Как это неправда? Ты меня целуешь, позволяешь себя лапать, ходишь со мной, но всякий раз захлопываешь дверь у меня перед носом. — Голос все повышался, в нем появились нотки ярости. — Я мирился с таким отношением три месяца. С меня хватит!