Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся
Шрифт:
Работа психолога Мередит Чиверс также иллюстрирует значительную гибкость женской сексуальности. Чиверс обнаружила, что и у гетеросексуальных женщин, и у лесбиянок наблюдается прилив крови к гениталиям (как реакция на половое возбуждение) в ответ на удивительно широкий спектр стимулов. Например, женские половые органы отзываются не только на предпочтительный пол (мужчин для гетеросексуальных женщин и женщин – для лесбиянок), но и на непредпочтительный пол. Они также демонстрируют признаки возбуждения на физиологическом уровне при просмотре видеозаписей того, как представители других биологических видов занимаются сексом, особенно на сцены половых актов у бонобо. Последний упомянутый результат был воспроизведен несколько раз, так что его нельзя списать на совпадение. Чиверс поясняет, что сами женщины не всегда осознают собственное возбуждение под влиянием таких стимулов. По крайней мере, они не признают возбуждение в той же степени, о какой свидетельствует объективное состояние их половых органов. Иными словами, у влагалища есть собственное мнение. Полагаю, всякое возможно, но вряд ли в женском мозге секс-парад [49] возглавляет парочка совокупляющихся бонобо.
49
На этот
Когда Чиверс провела подобные эксперименты с мужчинами (не-парафилами), используя пенильный плезмограф (см. главу 6), она обнаружила совершенно другую закономерность. В общем, в отличие от женщин, “южный мозг” мужчины находился в согласии с “северным”, то есть реакция пениса соответствовала тому, как мужчины сами описывали свои сексуальные ориентации. Если мужчина определял себя как гетеросексуала, его пенис реагировал на фотографии женщин и оставался вялым при виде обнаженных мужчин, а пенисы гомосексуалов вставали по стойке смирно при виде мужчин и опадали при виде женщин. Но даже самые откровенные сцены с участием бонобо оставили мужчин обеих ориентаций безразличными. Чиверс заключила, что у мужчин, в отличие от женщин, нет заметного различия между сознательным и подсознательным, когда речь идет о половом возбуждении [50] .
50
Мужчины, которые пытаются скрыть свои девиантные желания с целью социализации (например педофилы, изо всех сил пытающиеся скрыть свое влечение к детям, или мужчины-гомофобы, маскирующие таким образом влечение к представителям своего пола), демонстрируют те же эректильные реакции, что и мужчины, открыто заявляющие о своей сексуальной ориентации. Разница лишь в том, что мужчины, скрывающие свою ориентацию, демонстрируют возбуждение от объектов (социально неприемлемых), противоположных тем, к которым они, по собственным утверждениям, испытывают влечение (социально приемлемых).
С точки зрения эволюции (другие интерпретации мне неизвестны) различия между полами при возбуждении объясняются тем, что женская половая гиперреактивность в далеком прошлом являлась адаптивной. Десятки тысяч лет назад даже после самых непривлекательных сексуальных сигналов мог последовать половой акт, так что хотела того женщина (взаимное согласие) или нет (изнасилование), способность к быстрому физиологическому возбуждению (вагинальному увлажнению) давала возможность застраховаться от травм. “Цена за отсутствие [генитальной] реакции на сексуальные знаки, включая непредпочтительные, – объясняет психолог Саманта Доусон, – для женщин выше, чем для мужчин”. Справедливость этой теории подтверждают также результаты исследований, согласно которым женщины реагируют возбуждением половых органов на изображения сексуального насилия, в то время как те же женщины сознательно объявляют насилие отвратительным, пугающим.
Нет нужды говорить, что рассмотренные случаи описывают относительные, а не абсолютные различия между мужской и женской сексуальностью. Тем не менее (как показывает работа Роя Баумайстера, Мередит Чиверс и других ученых), если половой импринтинг у женщин и происходит на ранних стадиях развития, то для подавляющего большинства из них он может быть гораздо проще перезаписан, чем для мужчин [51] . Стоит отметить, что классификация парафилов в ДСР не делит людей по признаку пола. Если бы не теория врожденных различий между полами, из-за которых этот раздел диагностического справочника остается почти исключительно вотчиной мужчин, трудно было бы объяснить это обстоятельство сексизмом. Я никогда не слышал, чтобы кто-то жаловался, будто парафилии – мужская привилегия, и я вполне уверен, что большинство мужчин-парафилов с радостью поделились бы этим “богатством” с прекрасным полом.
51
Записано множество воспоминаний мужчин-парафилов о своем детстве, однако женских историй, указывающих на определенный эпизод, который мог быть связан с особенностями их сексуального влечения, очень мало. В 1960 году некая женщина поделилась с ученым соображениями о том, что послужило началом ее мазохизму: “Когда мне было четыре года, отец застал меня за мастурбацией. Он положил меня себе на колено и отшлепал. Он был в пижаме. Гульфик широко открылся, и каждый раз, когда он заносил руку, мне было видно, как его большой пенис и темная мошонка приближаются к моему рту… С тех пор я подсознательно связывала удары по ягодицам с образом пениса и первого полового возбуждения”. См.: Lukianowicz, Narcyz Imaginary Sexual Partner: Visual Masturbatory Fantasies // Archives of General Psychiatry 3, no. 4 (1960): 432.
У мужчин-парафилов возникает эрекция так же, как и у не-парафилов. Просто их влекут необычные эротические объекты. Многие сексологи (и многие парафилы) убеждены, что это связано с неким событием или событиями раннего детства. То есть это половой импринтинг, как и у самцов крыс, сосавших пахнущие лимоном соски. У мужчин “отпечаток” проявляется очень рано, обычно между четвертым и девятым годами жизни, и правильнее думать об этой пятилетке (плюс-минус несколько лет в обе стороны) как о сенситивном, нежели о критическом, периоде. В подростковом возрасте этот эротизированный отпечаток пробуждается благодаря приливу гормонов (тестостерона), превращающих мужскую репродуктивную систему в работающую без выходных фабрику спермы (см. главу 3).
Со времен Штекеля большинство теорий, объясняющих причины парафилий, основывались на неофрейдистской психодинамике (где упор делается на бесконечную битву между сознательной и бессознательной сферами психики) [52] .
52
Психоаналитический подход к парафилиям объясняется тем, что в начале своей карьеры Штекель был близок с Фрейдом. Книга “Половые аберрации” открыла путь сексологам, рассматривавшим индивидуальные случаи девиантных сексуальных желаний при помощи общепринятых методов.
В 1963 году группа детских психологов (это были не фрейдисты) из Городского университета Нью-Йорка приступила к долгосрочному наблюдению за 131 ребенком (с момента рождения до шести лет). Целью исследования (его спонсором выступил Национальный институт здравоохранения) было изучение отношений матери и ребенка и их влияние на эмоциональное развитие и социализацию последнего. Ученые снимали на пленку взаимодействие матерей с детьми (например, при кормлении, или во время игры) и анализировали записи и сопоставляли уровень социализации ребенка с привязанностью к матери. И такая связь обнаружилась: у детей, прочно связанных с матерями (и отцами, как выяснилось), дела шли гораздо лучше и в школе, и за ее стенами.
В 1994 году другой команде ученых (на этот раз среди них были неофрейдисты) удалось разыскать большинство из тех, кто в 60-х годах участвовал в исследовании. Теперь им было чуть за тридцать. Психоаналитики Генри Мэсси и Натан Шайнберг провели с каждым очень подробное интервью и расспросили буквально обо всем, что произошло с ними со времени первого исследования. Результаты оказались поразительными. Те дети из видеозаписей 60-х годов, у кого были наиболее прочные отношения с матерями, превратились во взрослых людей с наиболее здоровыми социальными связями, включая отношения с супругами (у вступивших в брак). Но нас интересует другое: события раннего детства, которые могли повлиять на сексуальность. Большинство респондентов в этом плане оказались достаточно скучны, по крайней мере они не спешили делиться деталями. Единственным исключением оказался видный мужчина, женатый, занимающий управляющую должность в рекламной компании, который в ходе интервью слегка неохотно поделился с интервьюером: “Единственная странная черта моей половой жизни – меня возбуждают фантазии о сексе с женщиной без ноги”. Ему не удалось найти жену-ампутантку, но он нашел жену в полной комплектации, готовую симулировать отсутствие ноги (не знаю как) во время секса.
Вначале мужчина и не подозревал, как и почему эта пикантная деталь поглотила его внимание. Он вспоминал, что уже в возрасте пяти-шести лет испытывал возбуждение при мысли о женщине без ноги. Он даже невинно поделился этим наблюдением со своим приятелем примерно в том же возрасте. Он продолжал размышлять об этом в ходе интервью, и к нему пришло озарение. Мэсси и Шайнберг решили, что событие, о котором он вспомнил, и стало первопричиной его акротомофилии.
Эту ситуацию можно считать уникальной. Воспоминания этого человека удалось проверить благодаря подробным записям, собранным за много лет до описываемых событий. Парафилия уходила корнями в возраст, о котором он сам говорил: пять лет и три месяца. В 1968 году семейная пара из соседнего дома на время ремонта переехала в дом его семьи. Когда он обсуждал это вроде бы тривиальное событие, он внезапно вспомнил, что у привлекательной соседки нога была в гипсе, и это поразило мальчишеское воображение. Однажды муж с женой сидели за кухонным столом, а он играл под ним. Он видел, что поврежденная нога женщины лежала на коленях мужа, и он ласково гладил ее, как больную собаку. Он услышал, как кто-то спросил: “Когда это уберут?”, и не понял, что речь идет о гипсе, а не о ноге. Он находился в том возрасте, когда мальчики боятся, что отцы кастрируют их из ревности (не забывайте – работали неофрейдисты), и это опасение преобразовалось в парафилию, а женщины-ампутантки превратились в героинь, пожертвовавших конечностями, чтобы спасти его пенис. Запах гипса и образ культи впечатались в мозг, подобно прустовскому следу в памяти, оживленному подростками-андрогинами [53] .
53
В 1976 году Джон Мани описал схожий случай. Его пациент-акротомофил в возрасте пяти-шести лет пролил себе на ногу очень горячий суп. “Сними! Сними!” – закричал в панике отец. Мальчик подумал, что отец имеет в виду ногу, а не носок. По мнению Мани, это послужило толчком к формированию фетиша ампутации, и образ ампутированной ноги смягчал страх кастрации у мальчика. См.: Money, John Amputee Fetishism // Maryland State Medical Journal 25 (1976): 35–39.
Вероятно, фрейдистам объяснить акротомофилию проще потому, что речь идет о недостающей части тела, а таких историй предостаточно. Но я бы хотел рассказать еще одну историю. Кроме того, что она иллюстрирует половой импринтинг у мужчин, это одно из наиболее ярких проявлений комплекса кастрации. Психиатры Томас Уайз и Рам Калианам описали случай А., бухгалтера сорока девяти лет. Мальчиком он обнаружил в идеально организованной библиотеке своего отца-врача медицинские фотографии обнаженных ампутанток, и эти снимки вызвали у него половое возбуждение. После колледжа А. служил в армейских частях, расквартированных за границей, и нередко прибегал к услугам проституток-ампутанток. В возрасте двадцати восьми лет он вернулся в Америку и несколько лет спустя женился на женщине, в подростковом возрасте потерявшей ногу из-за остеогенной саркомы. Она, однако, стеснялась своего недостатка и одергивала А., когда он пытался ласкать или целовать то, что осталось от ее ноги. Они были женаты много лет, но никогда толком не обсуждали пристрастия А. В один прекрасный день жена обнаружила коллекцию порнографии с ампутантками, собранную мужем, что привело к ужасному скандалу.