Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся

Беринг Джесси

Нам трудно говорить о девиантном сексуальном поведении отчасти из-за отвращения. Это чувство ослабляет наши социальные навыки и заглушает человечность. Более того, отвращение – двигатель ненависти. Хорошая новость в том, что если вы понимаете, как это работает, вы можете заглушить этот двигатель. Ведь когда вы не в настроении или не испытываете симпатии к человеку, о чьей сексуальной жизни рассуждаете, секс может казаться отвратительным. А девиантный секс отвращает сильнее обычного. Но отвращение не оправдывает притеснения самих девиантов.

Глава 2

Эти гадкие, гадкие обезьяны

Его прыгающие бедра казались ей смешными, убыстряющиеся толчки – просто фарсом. Подскоки ягодиц, сокращение бедного маленького влажного пениса – и это любовь! [13]

Д. Г. Лоуренс, “Любовник леди Чаттерли” (1928)

У меня остались лишь смутные воспоминания о первом опыте с другим мужчиной (в тот раз – Homo sapiens), но что я помню точно, так это то, что его гораздо сильнее интересовали пальцы моих ног, чем другие части тела. На вкус и цвет товарищей нет, скажете, наверное, вы. Спасибо вам за доброту и понимание, конечно.

Но если бы вам выпало несчастье увидеть мои ноги, которые напоминают цветом и формой (боюсь, иногда и запахом) облезлое брюхо дохлого опоссума, вы бы поняли, насколько неординарным было поведение этого мужчины. Для меня было загадкой, как человека при свете дня могло возбуждать нечто, на мой взгляд, отвратительное.

13

Пер. И. Багрова, М. Литвинова. – Прим. пер.

По сей день, принимая душ, я стараюсь не смотреть на свои ноги, и мне до сих пор трудно понять того человека. Но теперь я лучше понимаю его психологию. Во-первых, ясно, что он подофил. (Не педофил! Я был тогда молод, но не настолько.) Подофилия, или фут-фетишизм, – одно из наиболее частых проявлений сексуального парциализма, то есть полового влечения к нерепродуктивным частям тела. Ступни, пупки, зубы, носы, глазные яблоки, ушные раковины, мизинцы ног, икры, соски – на все найдется свой парциалист, для которого страсть по отношению к этой части тела затмевает (а иногда и исключает) интерес к половым органам. Мой первый неловкий опыт общения с подофилом подвел меня к тому, чтобы побольше узнать о фут-фетишизме.

Первым в душу подофила заглянул Хэвлок Эллис [14] . На сей раз зоркий взгляд Эллиса обратился на гетеросексуалов среди фут-фетишистов. “Для небольшой, но все же значительной группы людей, – писал он в 1927 году, – ступня или обувь становятся самой привлекательной частью женщины, а в некоторых патологических случаях сама женщина рассматривается как относительно неважное приложение” [15] . Я по с ебе знаю, что испытывает эта женщина. С тех пор, как Эллис заинтересовался этой темой, описания случаев фут-фетишизма находили свою аудиторию. Среди объектов изучения попадались гомосексуальные, гетеросексуальные, даже бисексуальные подофилы. Но, насколько мне известно, за всю историю подофилии была предпринята лишь одна попытка объяснить футфетишизм с точки зрения теории эволюции.

14

Эллис назвал это явление “ретифизм”, в честь Ретифа де ля Бретона, который писал, что, будучи еще мальчиком, “вздрагивал от удовольствия”, краснел и опускал глаза при виде башмачков симпатичной девочки, будто в присутствии самой девочки.

15

Далее я расскажу об истоках фетишизма более подробно. Социолог Мартин Вайнберг, проводивший исследования среди геев-подофилов из “Братства ног”, обнаружил, что большинство опрошенных прослеживают связь между своим пристрастием к ногам и конкретными событиями детства. Достаточно часто это были невинные игры с нижними конечностями собственных родителей. “Я спал валетиком с родителями, и отцовские ноги оказывались у моего лица”, – вспоминает один из участников исследования. “Я щекотал отцу ноги, – делится другой. – Мне очень нравилось, когда он смеялся… Он показывал, что ему это очень нравится, это было элементом игры”. Еще один вспоминает: “Когда мне было пять или шесть лет, я снимал с отца обувь и тер его горячие ноги… Они были мягкие и теплые, и ему это явно приносило удовольствие. Обычно он засыпал, и я мог целовать и лизать его ноги”. См.: Weinberg, Martin S., Williams, Colin J., and Cassandra Calhan “If the Shoe Fits…”: Exploring Male Homosexual Foot Fetishism // Journal of Sex Research 32, no. 1 (1995): 17–27. Мужчины в этом исследовании оказались геями, но механизм работает точно так же в случае подофилов-гетеросексуалов. Группа неофрейдистов попыталась разобраться с ситуацией шестнадцатилетнего мальчика, который с младенчества быть влюблен в ноги матери. Вначале ей казалось это милым, но к тому времени, когда ему исполнилось шесть, привязанность к ногам стала приобретать сексуальный характер: “Когда он лижет ее ноги, у него часто возникает эрекция, и он играет со своим пенисом”. См.: Bemporad, Jules R., Dunton, H. Donald, and Frieda H. Spady The Treatment of a Child Foot Fetishist // American Journal of Psychotherapy 30, no. 2 (1976): 303–316.

Психолог Джеймс Джаннини в 1998 году обнаружил социосексуальную закономерность, которая многое объясняет в подофилии. В истории эротизация женской стопы предсказуемо повышалась, когда начиналась эпидемия венерических заболеваний, а когда эпидемия проходила – столь же предсказуемо снижалась. Любовь к женским стопам расцветала в XIII веке во время эпидемии гонореи, в XVI и XIX веках во время эпидемий сифилиса и в конце XX века – из-за СПИДа. (Мало того, что в Испании свирепствовала инквизиция, но как раз во времена судов над еретиками значительная доля населения страны еще и болела сифилисом. Учитывая происходящее, может показаться странным, что испанские художники обратились к изображениям женских ног, однако произошло именно это. Писком моды тогда стали туфельки с вырезом на носке.) Даже если вы гетеросексуал и любите дамские нижние конечности, вам все же не удастся оплодотворить стопы женщины. Идея Джаннини заключается в том, что если возбуждение направлено главным образом, но не исключительно, на нерепродуктивные части тела, то менее частые контакты с распространяющими инфекции гениталиями обозначали снижение риска бесплодия и даже смерти. Джаннини полагает, что если в далеком прошлом вспышки болезней случались достаточно часто, то люди, способные стать сексуальными парциалистами на время эпидемии, приобретали эволюционное преимущество перед теми, кто концентрировал все свое внимание на более опасных частях тела.

И все же остается загадкой, как тот подофил мог брать в рот мои кошмарные копыта. Я, конечно, стараюсь держать их в чистоте, но ноги есть ноги, и никто точно не знает, как там, например, обстоит дело с грибком. Поразительно, насколько смело во время секса мы готовы брать в рот любую часть тела, не принадлежащую нам самим. Пенисы далеко не всегда пахнут розами, а влагалище является благодатной средой для размножения бактерий. Там может обитать более четырехсот видов микроорганизмов, и у здоровых женщин во влагалище выделяются многочисленные

кислоты, которые борются с грибковыми инфекциями и патогенами и придают им специфический запах [16] . И это еще не все! Представители обоих полов выделяют специфические, невидимые глазу секреты, о которых лучше не знать, из желез, расположенных вокруг ануса, на лице, в паху, на коже головы и в пупке. Кроме того, есть пот, слезы, моча, зубной налет, кожное сало, ушной воск, смегма и самый грозный враг полового возбуждения – фекалии. Список ингредиентов дополняется в зависимости от пола партнера. Если попробовать на вкус мужчину, например, вы можете внезапно ощутить вкус преэякулята или спермы. Женщины в достатке производят влагалищные выделения, грудное молоко и менструальную кровь. Принимая во внимание, что мы суть ходячие фабрики по производству всякой мерзости, удивительно, что мы не только уцелели как вид, но и так усердно спаривались, что теперь нам не хватает природных ресурсов.

16

Группа ученых решила узнать, все ли вагины пахнут одинаково. Для этого они выделили “вагинальные испарения” десяти женщин. Участницы эксперимента не должны были спринцеваться в течение недели до теста, не вступать в половую связь в предшествующие двое суток, не есть чеснок и пряную пищу, потому что те влияют на генитальные жидкости. То, что нюхальщики смогли различить запахи женщин-доноров, позволило сделать вывод, что в зависимости от состава обитателей немытой промежности, все женщины на планете пахнут по-своему. См.: Keith, Louis, Stromberg, Paul, Krotoszynski, B. K., Shah, Joan, and Andrew Dravnieks The Odors of the Human Vagina // Archives of Gynecology and Obstetrics 220, no. 1 (1975): 1–10.

Секрет “успеха” заключается в эволюции мозга: мы научились смиряться с отвратительными телами других. Это достаточно развитая операционная система. Страсть и отвращение являются разнонаправленными силами, первая из которых толкает нас к оргазму, а вторая – отталкивает от него. У этой динамической связи древние корни. Секвенирование ДНК показывает, что последний общий предок людей, мышей и крыс (неожиданный взгляд на книгу Стейнбека “О мышах и людях”) топтал землю около 87 миллионов лет назад. Тем не менее, чувство отвращения присуще современным крысам в той же степени, что и людям. Если позволить здоровому половозрелому самцу крысы бесконтрольно спариваться с самкой в период течки, а после сделать ему инъекцию вызывающего тошноту вещества (например хлорида лития), он совершенно потеряет интерес к сексу. Ничто иное не вызовет того же эффекта, даже удары током и другие жестокие наказания. Только чувство отвращения! Причем оно влияет лишь на его желание спариваться. Хлорид лития не влияет на социальное поведение крысы. Иначе говоря, самец будет столь же дружелюбен со своими приятелями, но никаких ужасных виляний бедрами он совершать не будет достаточно долго, потому что в прошлый раз он отвратительно себя почувствовал.

Раз уж мы заговорили о нашем животном наследии, одно из самых интересных описаний взаимодействия между сексом и отвращением у людей относится к “теории управления страхом”. Она гласит, что любая реакция отвращения, касающаяся секса, происходит от страха смерти. Ведь секс настолько физиологичен, что, безусловно, напоминает нам о том, что мы животные. И, как и у всех животных, у нас билет в один конец – к могильным че рвям, и это очень пугает. Сторонники теории управления страхом утверждают, что если мы станем слишком долго размышлять о развитии событий в подобном ключе, страх парализует нас настолько, что мы едва ли будем в состоянии действовать адаптивно. Ученые, придерживающиеся этой точки зрения, считают, что испокон веков люди изобретали культурно обусловленные версии бессмертия, что помогало справиться с этим экзистенциальным страхом. (Не забывайте, что это якобы происходит подсознательно.) И, похоже, мысли о сексе и собственной смертности доставляют нам некоторые неудобства.

В одном исследовании, например, после того, как люди некоторое время размышляли о смерти, они предпочитали более абстрактные и мягкие определения секса (“заниматься любовью” вместо “совокупляться”). Говорят, любовь и романтика “символически бессмертны”, и этот подход помогает снизить тревожность. Якобы поэтому нам нравятся рекламные слоганы вроде “Бриллиант – это навсегда”, а строки Эмили Дикинсон “Любимые не могут умереть. // Любовь в себя вмещает Вечность” эхом отзываются в сердцах. (Сравните эти сантименты с шекспировскими огненными метафорами из “Отелло”, например о “двуспинном звере”, или с описанием любовной пары – “резвей козлов, блудливей обезьян” [17] .) Согласно этой теории, язык Шекспира вызовет у вас особое отвращение, если вы увидите эти цитаты сразу после того, как вам сказали о неоперабельной опухоли мозга и нескольких оставшихся месяцах жизни. Как и у другой известной теории, трактующей о подсознательных тревогах, у теории управления страхом есть свои пределы. Мне кажется, в ней что-то есть. По крайней мере, она бы могла объяснить, почему [республиканец] Рик Санторум считает, что от однополого брака один шаг до брака с представителями других биологических видов. Вот бедолага! Наверное, его всякий раз повергает в ужас собственная эякуляция, напоминающая ему, что и он – тоже животное.

17

Пер. М. Лозинского. – Прим. пер.

Чтобы понять, как все устроено, не обязательно прибегать к сложной психодинамике. Хотя мы давным-давно избавились от мышиных хвостов и усов, нам, животным эпохи постмодерна, лучше не слишком задумываться о секретах и запахах. Даже самые крепкие отношения могут пострадать, если вам придется объяснять партнеру, почему во время орального секса у вас такое лицо, будто вы глотнули уксуса. К счастью, большинству удается преодолеть сенсорные барьеры благодаря способности мозга “дезинфицировать” неприятные ситуации. А те, кто излишне брезглив, с эволюционной точки зрения оказываются в проигрышной ситуации и могут кончить свои дни в чистоте и опрятности генетического тупика. Зигмунд Фрейд писал, что сила сексуального влечения охотно проявляется в преодолении отвращения [18] . Действительно, впоследствии выяснилось, что наше желание (а иногда и рвение) ощутить на языке или даже проглотить продукты чужой жизнедеятельности связано исключительно с перепадами полового возбуждения. Когда мы возбуждены, то с радостью направляемся к “шведскому столу” всевозможной органики. Я серьезно! Есть научные данные.

18

Пер. М. Вульфа. – Прим. пер.