Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа
Шрифт:
Бред. Какое еще ведомство?
- Бред. Какое еще ведомство? — озвучил он свою мысль. — «Бюро злых услуг»?
- Что–то вроде этого, — кивнула она.
- Так–так… А кто возьмет на себя ответственность за содеянное?
- Я уже говорила вам: всю ответственность за качество желания несет клиент. То есть вы.
- Ну хоть это утешает, — вздохнул он. — Другими словами, ваше бюро готово сделать для меня то, чего не могу или не умею сделать для себя я сам. Совершенно
- Вы очень точно выразили принцип работы нашего бюро, — согласилась она.
- Забавно… Забавно…
Наступила тишина. В трубке он слабо слышал другие женские голоса — наверное такие же операторы регистрации желаний разговаривали с клиентами. И быть может, одна из этих операторов сейчас регистрирует желание тридцати трех несчастий вот конкретно для него, Корягина Виктора Анатольевича… Забавно…
Тьфу… Неужели он принимает весь этот бред всерьез?!
- Забавно, — повторил он. — Скажите, девушка, а как… я имею ввиду, в чем будет выражаться моя ответственность?
- Это зависит от многих обстоятельств.
- А поконкретнее?
- Это зависит от очень многих обстоятельств, — повторила она. — Мне слишком долго придется перечислять все возможные нюансы в расчете меры ответственности клиента. Многих из них я могу просто не знать.
- Ну скажите, хотя бы, в утешение: мера ответственности пропорциональна желанию?
- Всегда, — коротко ответила она.
- Ну и чему, например, будет равна мера ответственности за ниспосланный мне миллион долларов?
- Она будет равна миллиону долларов.
Он рассмеялся. Ну да, разумеется, чему же еще может быть равен миллион долларов, как ни самому себе!
Его смех, наверное, напомнил ей об ее обязанностях.
- Итак? — спросила она. — Вы готовы сформулировать ваше желание?
- Сформулировать… — повторил он. — Сформулировать… Ну отчего же не сформулировать.
И вот тут ему вдруг стало страшно.
Или нет, не страшно. Но как–то не по себе. В начале этого странного разговора он внутренне исходил из того, что случайно нарвался на какую–то мошенническую компанию, или на глупый розыгрыш.
Потом, в процессе беседы с «оператором регистрации желаний» что–то пошло не так, и это «что–то» подспудно изменило его отношение к разговору. Незаметно для него самого изменило.
Ну и опять же глупую общечеловеческую слабость верить в чудеса следует тоже принять во внимание.
В общем, он не знал сейчас, что сказать. И это определенно говорило о том, что его отношение к «бюро добрых услуг» изменилось. Иначе что мешало ему ляпнуть первое, что пришло бы в голову… Ан нет — извечное человеческое «а вдруг правда!» сейчас стрекотало внутри черепной коробки, щекотало темечко изнутри, билось в паутине извилин.
- Слушаю вас, — поторопила она.
- Да–да, — отозвался он, лихорадочно соображая. — Одну мину–ту… Решение–то, сами понимаете, не из легких.
- Понимаю, — согласилась она.
На часах было 8:52. Через восемь минут начнется репетиция. В это время он всегда был уже в театре. К этому времени он уже успевал выпить кофе или чего покрепче. А сейчас его не было. Его еще не хватились, конечно, но Виктория наверняка уже заметила его необычное отсутствие. Быть может, она уже звонила ему. А сотовый он еще не включал. А домашний — занят разговором с… С кем?
- Как вас зовут? — спросил он.
- Ирина, — легко ответила она.
- Ира… Ирочка, скажите мне правду: кто вы?
- С самого начала я чувствовала, что вы — не клиент. Где вы взяли номер телефона?
Номер телефона!
Он звонил в театр. А попал… Он ошибся номером. Или старенькая телефонная станция соединила его черт знает с кем.
- Ира, согласитесь, ни один здравомыслящий человек не поверит в существование какого–то там…
- До свидания, — перебила она. — Спасибо за ваш звонок. Очень жаль, что мы не смогли вам помочь.
- Одну минуту! — закричал он. — Мое желание! Ирина! Не кладите трубку.
- Я слушаю, не кричите так, — отозвалась она.
- Мое желание! — повторил он.
- Я записываю.
- Видите ли… — замялся он. — Я артист. В театре. Я хороший артист… Ну не знаю… Кажется, я хороший артист. То есть педагоги мне говорили, что я талантлив. Но… Но мне вчера исполнилось сорок два. Уже. Да, мне сорок два, а я… Наш режиссер, он…
Его мысли путались.
- Я понимаю, — поддержала она.
- Да ничего ты не понимаешь! Не перебивай меня!
- Простите, — извинилась она.
- Простите, — как эхо повторил он. — Я нахамил…
- Все нормально, — успокоила она.
- Понимаете, Ира, я уже далеко не мальчик… В смысле, бОльшая часть жизни уже прожита… Помните, у Данте: «Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»
- «Утратив правый путь, во тьме долины», — продолжила она.
- Да. Да.
- Вы не реализовались как актер? — подсказала она.
- Да!.. Нет… Не перебивайте меня, пожалуйста… Да, как актер, как… как человек… как мужчина… В общем, я не… Впрочем, это все неважно… Ира, сколько вам лет?.. Ах да, простите… В общем…
Какого черта! — громко и отчетливо сказал кто–то внутри него.
Действительно, какого черта. Он утратил контроль над собой. Он поверил в какую–то чушь. Он раскис и пошел рассказывать свои проблемы неизвестно кому — какой–то девчонке, которой и до него самого и до его проблем как до лампочки.
- В общем, вы хотите… — подсказала она.