Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа
Шрифт:
А Иван, пока лежал на полу, пристегнутый к трубе, корчась и охая под пинками кирзовых берцов, все думал о Соне. И потом, пока ментеныши курили, стряхивая не него пепел, он думал о девочке и о цветах, которые должен ей купить.
А потом один из шпанцов взялся за его аккордеон. Иван дернулся, но наручники не позволили ему даже встать дальше, чем на колени. Так он и стоял, замерев, не дыша, глядя как ментеныш тычет по кнопкам и клавишам, раздвигая меха, заставляя инструмент издавать никчемный набор звуков. Второй комментировал матерно упражнения первого и хихикал мерзопакостно. Старик, вместе с которым Ивана забрали, тоже
Потом два эти шибздика принялись обсуждать, сколько может стоить аккордеон, если толкнуть его на барахолке. Иван холодел и подрагивал при одной мысли о том, что менты действительно могут оставить его без инструмента.
Наконец, договорившись о чем–то, они отстегнули его от трубы и велели:
- Вали отсюда, чмо.
- Аккордеон, — промычал Иван разбитыми губами.
- Чё? — сплюнул первый шибздик, который был злее, который первым ударил Ивана еще при участковом. — Ты чё, чмырь, о***вший, совсем нюх потерял, что ли?
- Инструмент отдайте, — набычился Иван. — И старика отпустите, на кой он вам.
Он поймал летящий к его лицу кулачок легко и непринужденно, успев мысленно похвалить себя за сохранившиеся навыки. Остановив ментовскую ручонку блоком левой, правой Иван несильно, но быстро и резко врубился в эту злобную перекошенную мордашку, в эти вытянутые трубочкой губы, в эти суженные мерзкие скользко–серые глазенки, в этот пупырышек–нос. Голова мента дернулась и полетела к стене, увлекая за собой враз утратившее координацию движений тело. Второй, кажется и сообразить ничего не успел, так неожиданна, невозможна и непредсказуема для этих уродцев была иванова выходка. А когда сообразил, потащил из колечка на поясе резиновую палку.
Вот же дурень–то! Сразу видно, что щегол неопытный, неученый — просто мясо для настоящего ухаря. Для того только и нужны такие, чтобы забулдыг по лавкам собирать да бомжей гонять, а на что серьезное эта шпана совершенно не годится, поскольку любой, самый задохлый, того же Архидьякона, ухарь уроет обоих этих пацанов в секунду.
Ментеныш свою палку и до середины дотащить не успел — Иван основанием ладони неторопясь, хорошо прицелясь, ладно засадил ему по скуле. Щегол брыкнулся на пол и затих рядом со стариком, который безучастно глядел на все происходящее. «Помрет старик скоро…» — успел подумать Иван, прежде чем всадить ногой по морде поднимающемуся с пола первому. Тот захрюкал, захрипел, повалился и, скуля от боли, стал уползать под стол, собираясь, наверное, отлежаться там от иванова гнева. Но Ивана еще не отпустило. Он шагнул к ментенышу и несколько раз отдуши пнул его, особо не разбирая куда. Потом быстро нацепил на себя аккордеон, поднял старика в охапку и вывалился с ним из опорника.
Он оставил деда в одном из дальних тихих дворов на Транспортной. Он бы утащил его обратно до церкви, но несподручно было — старик совсем ослабел, обмяк и почти не передвигал ног. Оставил его Иван на скамейке в твердой уверенности, что больше никогда живым его не увидит.
Очень беспокойно было Ивану, пока он окольными дворами, через Бекетовскую и Кирова, пробирался к трамвайному кольцу. Беспокойно от того, что вступил он в конфликт с властью в лице двух этих п****нышей, что преступил он некую грань, за которой кончается его более или менее спокойная жизнь
Но не мог же он, в самом деле, уйти и оставить им инструмент. Кто он, что он без своего аккордеона? Да ничто — тьфу…
На углу Комсомольской он кое–как умылся в луже почище, доковылял до цветочного ларька и долго стоял, безнадежно вглядываясь в ценник возле пышных белых цветов. По шестьдесят рублей штучка стоили хризантемы. Сто восемдесят рублей — это ж целое состояние, это только весной–летом можно наиграть столько часа за три–четыре, да и то если погода хорошая, да и то если повезет очень, да и то возле рынка или на привокзальной площади. А сейчас где их взять? Все, что было с утра у Ивана — это два потрепанных червонца в брючном кармане, да и те остались в опорнике, у ментов.
Несколько минут Иван рассматривал еще и киоскершу — бледную худую барышню, — пытаясь по лицу угадать, можно ли у нее выпросить хоть один цветочек в долг. Но нет, судя по всему, дамочка была не склонна к благотворительности, не смотря на всю свою хрупкость и томную бледность.
В тоске он дошел до Космонавтов и там завернул в пивнушку. Он и сам для себя не мог бы объяснить, зачем он зашел в это совершенно чуждое безденежному человеку место. Может быть, он просто замерз и подсознание заставило его найти теплое место. А может быть, сам Господь Бог снизошел с небес, чтобы принять посильное участие в ивановой судьбе.
Пивнушка, не смотря на послеобеденное время, была совершенно пуста. Только за одним столиком, у самой стойки, у окна, одиноко стоял какой–то мужик перед двумя кружками, одна из которых была уже пуста, а вторая — едва почата. Когда Иван вошел в провонявшую кислятиной забегаловку, мужик сразу махнул ему рукой с зажатой меж пальцев сигаретой — так махнул, словно его только и ждал, словно они заранее условились о встрече в этом злачном месте.
Иван недоуменно пожал плечами, собираясь присесть на низкий подоконник, отдохнуть да погреться, но мужик не унимался. Он снова призывно махнул рукой и позвал:
- Эй, земеля, давай сюда.
- Да я так, — смущенно отозвался Иван, едва справляясь с распухшими губами и прикрывая ладонью явно раздувшуюся щеку.
- Давай, давай, — настаивал незнакомец. — Ходи на моя сторона.
Иван нехотя поднялся и приблизился к мужику. Тот, вглядываясь в иваново лицо, присвистнул и покачал головой.
- На шпану нарвался, что ли? — спросил он.
Иван только кивнул неопределенно. Ну не рассказывать же первому встречному, что он уложил в опорнике двух ментов.
- Да, братан, нынешняя шпана — это ого–го… Зверьки. — Посочувствовал мужик.
Он помаячил рукой в сторону стойки и минут через пять, пока Иван курил предложенную им сигарету, матерая буфетчица принесла и поставила на стол две кружки пенного напитка.
- Угощайся, старик, — кивнул мужик на кружки. — И рассказывай.
- Что рассказывать? — вопросил Иван.
- Ну вообще, — пожал тот плечами. — Как до жизни такой докатился.
- До какой «такой»? — насупился Иван. — Нормальная у меня жизнь.