Я умер вчера

Маринина Александра

Настя вздрогнула. Как все знакомо! И ей приходилось через это проходить, когда она понимала, что рядом – чужой, рядом тот, кто хочет помешать, сбить с толку, навредить. Но ей бывало и труднее, чем сейчас Игорю, потому что всякий раз это был кто-то из своих, близких. Кто-то из отдела, из тех, с кем каждый день пьешь кофе и треплешься о пустяках, кого просишь о мелких одолжениях, кому сочувственно отдаешь последнюю таблетку от головной боли и последнюю сигарету из пачки. А Гмыря… Что ж, Гмыря работает в прокуратуре, ни у нее, ни у Игоря нет с ним никаких личных отношений. Конечно, это противно. Но хотя бы не больно. Не дай Бог Игорю пережить такую боль, как довелось Насте этой зимой.

– Ты помнишь дело Платонова два года назад? –

внезапно спросил Лесников.

– Еще бы. Такое не забудешь.

– Мне его друг сразу понравился. Как-то проникся я к нему. Он такой серьезный был, доброжелательный и профессионал отличный. А оказался предателем. И я, как дурак, утешаю себя мыслью, что раз Гмыря мне сразу не понравился, то, может быть, я ошибаюсь.

– Игорь, в таких делах советчиков не бывает. Ты или веришь человеку, или не веришь, вот и все. Это вопрос твоей собственной интуиции, и кто бы что ни говорил – никого не слушай. Слушай только себя. Окажешься прав – молодец, ошибешься – сам виноват. Ты собираешься поговорить с Колобком об этом?

– Я?

На лице у Лесникова проступило такое изумление, что Настя невольно улыбнулась.

– Да ты что! Я и тебе-то сказал только потому, что ты тоже занималась Готовчицем. Думал, может, ты что-нибудь дельное подскажешь.

– Я могу тебе сказать только одно: Готовчиц лжет. Я еще не знаю точно, в чем именно, но какую-то неправду он нам пытался всучить. Колобок разрешил мне покопаться в этом, но пока успехов никаких. Если что надумаю, поделюсь с тобой.

– А как насчет взлома? Ты тоже считаешь, что он не имеет отношения к убийству Юлии?

Настя поставила локти на стол и обхватила голову руками. Почему такие простые и привычные слова вдруг стали для нее мучительно сложными? Сказать: «Да, я тоже так считаю», или: «Нет, я так не думаю»? Она ничего не считает и ничего не думает, она ни в чем не может быть уверена, потому что весь мир в последние месяцы стал каким-то ирреальным, неправдоподобным, неправильным. Она теперь постоянно сомневается, сомневается во всем, даже в самых простых вещах, и она совершенно утратила способность принимать решения. Превратилась в безвольную амебу, тупо выполняющую приказы, производящую минимально необходимые действия, не имеющую собственного мнения и мечтающую только об одном: остаться в одиночестве и тишине. Наверное, она больна. Ей нужно лечиться, а не изображать из себя великого сыщика. Тоже мне, мисс Марпл в молодые годы.

– Я не знаю, Игорь, – медленно сказала она. – Я ничего точно не знаю. Может быть, прав Гмыря, а ты ошибаешься и напрасно его подозреваешь. Может быть, прав ты, а Гмыря – предатель. Все может быть. Ни одну возможность исключать нельзя.

– Да, Каменская, – разочарованно протянул Игорь, – зря я на тебя понадеялся. Не годишься ты в советчики в острых ситуациях.

– Значит, не гожусь. Ты уж извини, что не оправдала твоих надежд.

– И ты извини, что отнял твое драгоценное время, – усмехнулся он.

Ей почудился сарказм в его голосе, но не было ни сил, ни желания разбираться в этом. Недавно Колобок заметил, что она сдала, стала хуже работать, а сегодня и Лесников это увидел. Но она же старается! Она изо всех сил старается делать свою работу хорошо, а у нее ничего не выходит. Пропал азарт, притупилось чутье, ушел интерес. Единственное, что еще у нее осталось, так это безусловная преданность делу. Но на одной преданности далеко не уедешь, даже самый мощный двигатель не заведется, если искры нет. А искры-то как раз и нет.

* * *

Она вышла из ворот и пошла по Петровке в сторону метро, когда услышала совсем рядом знакомый голос:

– Тетя Настя!

Обернувшись, Настя увидела невысокого ладного паренька в форме рядового милиции. Короткая курточка обтягивала налитые плечи и была явно мала на целый размер.

– Привет, – удивленно откликнулась она. – Ты здесь какими судьбами?

– А я вас встречаю.

–

Да ну? Зачем?

В первый момент она испугалась, не случилось ли чего-нибудь с отцом паренька, генералом Заточным, но Максим весело улыбался.

– Отец просил вас найти. Он днем не смог вам дозвониться, а сейчас он уже в самолете летит. Прилетает поздно ночью, и ему будет неудобно вам звонить.

– И что хотел твой отец?

– Как всегда, назначает вам свидание рано утром в Измайловском парке.

– И больше ничего? – с подозрением спросила Настя. – Завтра ведь не воскресенье, а только четверг.

– Не знаю, тетя Настя, – пожал плечами Максим. – Он просил вам передать – я передаю.

– Ты мог бы домой мне позвонить, – заметила она. – Рискованно было караулить меня здесь, я могла оказаться совсем в другом месте. Ты же знаешь нашу милицейскую жизнь.

Максим беззаботно махнул рукой.

– У меня выхода не было. Отец мне ваш номер продиктовал по телефону, а у меня ручки под рукой не оказалось, я понадеялся, что запомню, а когда стал потом записывать, понял, что забыл.

Утренние прогулки по воскресеньям в Измайловском парке были для генерала Заточного обязательными, если, конечно, он не уезжал из Москвы. И вот уже два года Настя периодически составляла ему компанию в этом ритуальном променаде. Никто, в том числе и сама Настя, не смог бы дать правильное определение ее более чем странным отношениям с этим человеком. Не любовь (об этом и речь не шла), не дружба (какая же может быть дружба между генералом, начальником главка в Министерстве внутренних дел, и рядовым оперативником с Петровки, всего лишь майором милиции, да к тому же женщиной), не деловое сотрудничество (хотя таковое и имело место, но лишь эпизодически). Что же тогда? Ответа не знал никто. Вероятно, не знал его и сам Иван Алексеевич Заточный. Мнения по этому поводу, конечно, были самые разные, но ни одно из них к истине не приближалось. Сын генерала Максим, например, считал, что папа ухаживает за тетей Настей и, вероятнее всего, женится на ней когда-нибудь. Тот факт, что тетя Настя замужем, его, по-видимому, совершенно не смущал и в расчет не принимался. Настин муж Алексей полагал, что у его жены просто очередная блажь, но поскольку нетривиальных черт в ее характере было и без того великое множество, то одной больше – одной меньше роли не играло. Чистяков хорошо знал свою Настю и признаки влюбленности с ее стороны улавливал моментально. Поскольку таковых в ситуации с Заточным не обнаруживалось, он и не беспокоился, полагая, что Анастасия уже большая и сама знает, что делает. Если ей хочется прогуливаться по парку с генералом – пусть прогуливается, это полезно для здоровья. Доброжелатели из числа работающих как на Петровке, так и в министерстве были твердо уверены в том, что Заточный спит с Каменской и за это делает ей карьеру, хотя на вопрос, в чем это выражается, ответить было бы крайне затруднительно. Майор Каменская работала там же, где и раньше, никакого повышения по службе не получала и до сих пор носила майорские погоны, хотя по сроку ей уже полагалось бы быть подполковником. Но должность у нее была майорская, и присвоить очередное звание «подполковник милиции» ей могли только в виде большого исключения. Так даже исключения этого для нее не делали!

Однако что же такое стряслось у генерала, если он, находясь за пределами Москвы, просит сына срочно разыскать Настю и пригласить ее на встречу рано утром в будний день? Такого за два года их знакомства не случалось ни разу. Настя так увлеклась построением самых разных предположений на этот счет, что не заметила, как добралась до дому. И только открывая замок своей квартиры, вдруг вспомнила, что сегодня Леша должен уже появиться дома. Неделя прошла, конференция закончилась. Неужели опять все сначала? Ежедневные вопросы «что случилось, пока я был в Америке?», и ее ежедневные попытки собраться с силами и все ему рассказать, и постоянно углубляющаяся пропасть между ними…