Я умер вчера
Шрифт:
К моему удивлению, Лутов не произнес ни слова по поводу программы. То ли делал вид, что не знает, то ли и в самом деле не знал, хотя мне это казалось маловероятным. Разговор у нас пошел совсем о другом.
– Александр Юрьевич, – начал Лутов, – я хотел с вами посоветоваться. Или проконсультироваться, если вам угодно.
– Я к вашим услугам, – радостно заявил я, с облегчением понимая, что он не собирается меня ни в чем упрекать.
– Наша организация наконец пришла к тому, чтобы делать собственную телевизионную программу. Не помню, говорил ли я вам о наших филиалах… Говорил?
– Нет.
– Так вот, наша организация
– Не совсем, – озадаченно откликнулся я.
– Тогда поясню. Человек приходит к нам и говорит: мне плохо, я не хочу жить так, как я живу. Я хочу умереть. И мы отвечаем ему: иди к нам, и ты будешь жить по-другому. У тебя не складывается карьера, ты не справляешься с работой, она перестала быть тебе интересной? Мы дадим тебе работу по твоим способностям и склонностям. Тебя никто не любит? Тебя предали друзья? Мы окружим тебя дружбой и любовью. Твоя семья разрушилась? Ты войдешь в нашу большую семью, где найдутся люди, которые заменят тебе родителей, и люди, к которым ты сможешь относиться как к собственным детям. Ты утратил нравственные ориентиры? Мы дадим тебе веру и учение.
– И какую же работу вы им даете? – скептически осведомился я. – Мыть полы и готовить на всех?
– Ну зачем же, – мягко усмехнулся Лутов. – Мы создали собственные предприятия, опять же по всему миру. Вы даже представить себе не можете, какое количество людей идет к нам. Вот из этих людей и создаются фирмы, конторы, агентства и даже маленькие производства.
– Интересно… А живут они как? В казармах?
– Бог мой, – рассмеялся Лутов, окидывая меня теплым взглядом своих серых глубоких глаз, – где вы набрались этих бредней? Да, они живут не во дворцах, но они живут вполне достойно. Во всяком случае, ни о какой казарме речь не идет и идти не может. Если у человека есть собственная квартира, то он живет в ней. Если своего жилья нет, то он может жить с кем-нибудь из наших пациентов. Живут по двое, по трое. Мы обеспечиваем жильем всех.
– На какие деньги? Или об этом неприлично спрашивать?
– Вполне прилично. Сразу видно, что вы не сильны в экономике. Я ведь только что сказал вам, что у нас собственная сеть предприятий. И предприятия эти приносят доход. Хороший доход. Он позволяет обеспечивать наших пациентов всем необходимым. Еще и на развитие остается. В некоторых странах мы выпускаем собственную газету. Еженедельник в четыре полосы. Конечно, вам это может показаться смешным, но наша цель – информировать людей и о нашем центре, и давать им практические советы по выходу из психологического кризиса. Газета, должен вам сказать, полностью раскупается, так что мы не внакладе. А теперь доходы от наших предприятий позволяют нам подумать и о собственной телевизионной программе. Для начала один раз в месяц, а если все пойдет успешно, перейдем на еженедельные выпуски. Вот на эту тему я и хотел с вами поговорить.
Мы просидели в баре до глубокого вечера. Лутов задавал вопросы, я добросовестно отвечал на них, раскрывая перед ним технологию
– Спасибо, Александр Юрьевич, – сказал на прощание Лутов, крепко пожимая мне руку, – я обдумаю все, что вы мне рассказали. Если возникнет надобность, я могу попросить вас проконсультировать меня еще раз?
– Разумеется. Буду рад оказаться полезным, – искренне ответил я.
На том мы и расстались. Больше он мне не звонил. Первое время я часто вспоминал его, особенно когда приходилось общаться с людьми, разительно непохожими на него, амбициозными, неумными, суетливыми. Потом, после того, как я узнал о собственной грядущей кончине, я как-то забыл о нем, как, впрочем, и о многом другом.
А после встречи с убийцей вспомнил. Я понял, что не хочу умирать. Но заявлять на Вику в милицию я тоже не хочу. И прозябать в нищете не хочу. Я хочу жить.
И я позвонил Лутову.
ГЛАВА 7
Он встретил меня улыбкой, и, почувствовав тепло его серых глаз, я удивился тому, что не позвонил раньше. Только сейчас, оказавшись рядом с ним, я понял, как мне было плохо все время. Почему я так легко смирился со смертью? Только потому, что она исходила от Вики, которую я обожал и которой готов был простить все? Наверное. А может быть, потому, что я и в самом деле не борец, я всегда легко отступал, сталкиваясь с сопротивлением или с препятствиями, мне проще было отказаться от задуманного, чем прилагать усилия к тому, чтобы преодолеть то, что мешает достижению цели.
На этот раз Лутов был не в костюме, как раньше, а в джинсах и темно-сером свитере, точь-в-точь такого же цвета, как его глаза. Я приехал к нему домой, и вполне понятно, что дома он ходил не при параде. Обычная двухкомнатная малогабаритка с тонкими стенами, пропускающими каждый звук, как раз в такой мы и прожили много лет с Викой и моей сумасшедшей матерью.
– У вас очень знакомое выражение лица, – сказал он почти сразу же, усадив меня в комнате на жесткий, неудобный старый диван.
– Почему знакомое? – удивился я.
– Именно такие лица бывают у наших пациентов, когда они впервые приходят к нам. Выражение ужаса, отчаяния и решимости. У вас что-то случилось?
– Случилось.
Я не стал рассказывать Лутову про Вику и про нанятого ею киллера, просто постарался дать понять, что хотел бы, как выразился сам Лутов, стать членом их коллектива.
– Я рад, – коротко ответил он. – Но, если помните, я говорил вам, что у нас существуют правила, которым должны подчиниться все, кто к нам приходит. Эти правила не всем нравятся, и многие отказываются от жизни в нашем центре.