Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
— Только он? — спросил через несколько секунд машинист.
— Нет, еще Питерс и старик Болотник. Их захватило на груде опилок. — Стив нашел их, когда вылез из убежища.
— Господи Иисусе! — воскликнул машинист.
Они пошли к тому месту, где сидел Блю. Он поднялся им навстречу. Ему уже удалось справиться со своей слабостью. Он радостно пожимал руки товарищей. Потом шагнул к ослепшим рабочим и крепко обнял каждого.
Шум мотора заставил их оглянуться. Из-за горы Нулла-Нулла выехал грузовик и, встряхиваясь на ухабах, свернул к берегу.
— Это Чарли Эриксон, — сказал Блю. — Я так и знал, что он прорвется к нам первый.
Чарли резко затормозил и выпрыгнул из кабины обгоревшего грузовика. У него было опаленное лицо и налитые кровью глаза.
— Я думал, вам всем крышка, — с запинкой выговорил он. Потом вдруг умолк и опустил голову.
— Ты приехал как раз вовремя, Чарли, — мягко сказал Стив. — Очень вовремя. У нас тут много людей, которых надо поскорей отвезти в больницу. Им обожгло глаза. Давай-ка сразу же их и отправим.
Они помогали ослепшим товарищам забираться в кузов, а из-за горы Нулла-Нулла одна за другой появлялись все новые и новые машины. Жители Тандалука прекрасно знали, как чувствуют себя люди, которых накрыл верховой пал. Они не тратили времени на слова. Они действовали. Они сажали их в машины и увозили.
Сгоревших никто не трогал, пока не прибыла полиция. Двое полицейских завернули обугленные трупы в простыни, погрузили их в полицейский фургон и, накрыв сверху брезентом, уехали.
Стив и Пэдди наложили Блю повязку на глаза и помогли ему забраться в машину.
— Мы обязательно навестим тебя в больнице, — пообещал Стив.
Потом они посмотрели на груду углей, оставшихся от дома Пэдди.
— Ничего, мы завтра же начнем наводить тут порядок, — сказал Стив. — А новый дом надо поставить у реки.
— Верно, — согласился Пэдди. — Да и Мэри будет рада жить поближе к реке.
Возле них остановилась легковая машина, и сидящий за рулем молодой человек спросил:
— А вы собираетесь в Тандалук? Все уже уехали.
— Так мы вас-то как раз и дожидались, — ответил Пэдди.
— Высадите нас около пивной, — сказал Стив.
Страх
Человек — вот кто может нагнать страху, и тут ты ему равных не ищи — это я всегда говорил, и Джо был согласен. Погонится за тобой бык, можно перемахнуть через забор или замереть на месте и стоять не шелохнувшись; привяжется пес — пнуть его так, чтобы отлетел подальше; но человек… вот когда страшно! Сцапает тебя за шиворот, а драться с ним силенок нет. И забор не спасет, и не пнешь его; ты-то маленький, даст он тебе разок, и полетишь от него кубарем.
Когда ты маленький, а над тобой стоит здоровенный детина, все в тебе сжимается и замирает от ужаса. Взрослые делают с нами что хотят. Пригнут тебе башку — ни черта не видно, и руки в ход, как клешнями вцепляются.
Тяжелое это дело — быть малышом среди взрослых. Кое от кого мы с Джо, бывало, прятались, чуть только завидим издали. Даже не знаю почему. Боялись, да и все тут.
Джо говорил, что они нас вообще не видят. Проходят мимо, а тебя будто и нет. А другие наоборот — так и следят за каждым твоим шагом. Очень нам с Джо, к примеру, нравилось тарахтеть палкой по забору из штакетника — тра-та-та-та-та. Все же занятие, и никому от этого никакого вреда. Но за одним забором была живая изгородь и какой-то старикан вечно выставлял над кустами свою бороду и орал как сумасшедший: «А ну проваливайте отсюда, бездельники!» И мы улепетывали так, что дух захватывало. А потом долго не могли в себя прийти. Дышали, как загнанные лошади — знаете, когда сердце стучит, как молоток.
Джо считал, что самые почтенные жители нашего поселка, они и есть самые вредные. «Псаломщики» — называл он их. Озабоченные, хмурые, они вечно шепчут кому-нибудь на ухо: «Ну кто бы подумал, что она на такое способна!»
Мистер Томас был из них первый. У него было два сына, наши ровесники, и мы иногда с ними играли, но потом бросили — они нам не нравились, ну, мы и решили держаться от них подальше, а они злятся, орут на нас: «Бандиты! Психи!» Я им в ответ: «А пошли вы к черту!» И мы с Джо поворачиваемся к ним спиной.
Однажды под вечер шли мы с Джо мимо кузницы — она еще была открыта, — и вдруг оттуда выходит мистер Томас и зовет нас: «Эй вы, зайдите-ка на минутку».
Он отступил за порог, ну мы с Джо и вошли. Мы понятия не имели, чего ему от нас надо. Он был из тех, от кого мы прятались, но сейчас он все зубы оскалил в улыбочке, так что мы вошли в кузню без особых подозрений, хотя я не люблю таких, кто вот так улыбается.
Он закрыл за нами дверь и задвинул ее на засов. В кузницах полы земляные, а окон нет, и там сразу стало темно. Мы с Джо жались друг к дружке, как два жеребенка, которых заперли в загоне, чтобы поставить клеймо. Стоим и озираемся, да только здесь не загородка, а стены. Вид мистера Томаса мне не понравился. Мы с Джо всегда боялись, как бы нам не заехали кулаком по носу. Вдруг останемся плосконосыми? А мистер Томас, случись, никого нет рядом, мог стукнуть ребенка, он был из таких.
Он вцепился мне в плечо. Огромный, страшный, как дьявол. Я был где-то у него под ногами.
— Давно я ждал случая поговорить с тобой, голубчик! — вкрадчиво проговорил он и повернул меня к себе лицом. — Это ты моих сыновей ругаться учишь, паршивец ты этакий? — рявкнул он вдруг.
Я ушам своим не поверил. Меня обуял жуткий страх. Я не мог шевельнуться. А он все крепче сдавливал мне плечо, впивался в него когтями.
— Если еще хоть раз при них выругаешься, разделаюсь с вами обоими. — Он взглянул на Джо. — Вы двое всех ребят в школе портите. Уж я вас от этого отучу раз и навсегда!
Я хотел заорать, хотел пнуть его ногой, молотить кулаками и ругаться почем зря, но не мог и слова вымолвить. Джо тоже будто онемел. Мы так перепугались, что просто оцепенели.
И главная беда была в том, что никто в нашей школе не мог сравниться в сквернословии с его сыночками.
— Мы это дело поправим, — сказал мне потом Джо. — Я им такое скажу, что у них уши отсохнут.
Но тогда мы не хорохорились — мы стояли перед мистером Томасом и дрожали мелкой дрожью.
А под страхом крылся стыд, и это было хуже всего. Мы не сумели постоять за себя! Когда малыш сталкивается со взрослым, который угрожает ему, он никогда не знает, как поступят другие взрослые — встанут на его сторону или нет. В ком он не должен сомневаться, так это в своем собственном отце. Я и не сомневался. Но вот отец Джо мог и поверить этому бегемоту. Что тут поделаешь! Нам бы сказать мистеру Томасу про его сыночков. Да только нашему брату не положено говорить взрослому, что он неправ. Стой да слушай, опустив голову. Вот что жгло нас, как огнем.