Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
Глава 27
Тед Уилсон жил в полумиле от большой дороги. Питер всегда привозил с собой в лагерь ящик пива, и так уж повелось, что вечером после погрузки все собирались в доме Теда выпить, поболтать и попеть.
Артур, погонщик волов, всегда в этот вечер устраивал стоянку с таким расчетом, чтобы можно было заглянуть к Теду. Приходили из своего лагеря и братья Фергюсоны. Принц Прескотт и двое других рабочих были частыми гостями в доме Теда, но в этот вечер Принц захватывал с собой гармонику и наряжался в мохнатый жилет.
Из
— Теперь смотрите! Смотрите на него! Этот парнишка просто чудо: и заикнуться не даст, чтобы ему подсобили. Это я и хотел вам сказать давеча.
Затем, опустив руку, он обратился ко мне с нарочитой небрежностью:
— Ну, Алан. Полезай.
Раньше я с некоторым опасением поглядывал на громаду бревен, возвышавшуюся на дрогах, но слова Питера вдохнули в меня новые силы, и я уверенно направился к повозке. Я вскарабкался на круп Кейт, как это делал прежде, но теперь надо было лезть гораздо выше, и я понимал, что мне придется встать на лошади, а уж потом, уцепившись за что-нибудь, подтянуться на руках вверх. Ухватившись за верхушку столба, я встал «хорошей» ногой на круп Кейт, а оттуда уже без труда взобрался наверх.
— Ну, что я вам говорил? — воскликнул Питер, с довольным лицом наклоняясь к Теду. — Глядите! — Он выпрямился и презрительно щелкнул пальцами. — Что ему костыли — чепуха!
Дорога к дому Теда была узкой, и ветви деревьев, сгибаясь дугой, цеплялись за плечи Питера и Теда, которые сидели впереди, свесив ноги. Я сидел сзади, и ветки, выпрямляясь, резко хлестали меня по лицу. Тогда я улегся на спину и стал наблюдать, как они, со свистом рассекая воздух, пролетали надо мной.
Я наслаждался тяжелым покачиванием дрог, их громким размеренным скрипом. Через некоторое время лошади остановились, и я понял, что мы приехали к Теду.
Дом был построен из горбылей, а щели между ними замазаны глиной. С одной стороны торчала труба из коры, рядом с ней проходил желоб — согнутый кусок коры, — по которому дождевая вода с крыши, тоже сделанной из коры, стекала в железный бак внизу.
Дом стоял, не защищенный ни забором, ни садом от наступающих зарослей. Над ним склонилось тонкое молодое деревцо; перед парадной дверью, которой никто никогда не пользовался, буйно разрослись папоротники.
Около черного хода стоял чурбан, служивший подставкой для старого эмалированного таза. Чурбан был весь в мыльных потеках, и земля вокруг превратилась в сероватую грязь.
Четыре шкурки опоссума, растянутые мехом вниз на задней стене дома и прибитые гвоздями, поблескивали в предвечерних солнечных лучах. На нижней ветке росшей вблизи акации висел, слегка раскачиваясь, шкафчик для мяса.
У двери в дом лежал ствол древовидного папоротника, служивший ступенькой, а рядом на двух колышках был прибит кусок железного обода, о который входившим полагалось счищать грязь с башмаков.
Позади дома, под навесом из коры, державшимся на четырех
Питер остановил лошадей подле навеса, и я слез с дрог. Двое ребятишек стояли и внимательно смотрели, как я спускался и ставил костыли под мышки.
Один из них, мальчуган лет трех, был совершенно голый. Питер, свертывавший вожжи, прежде чем забросить их на спину Кейт, с интересом посмотрел на него и весело улыбнулся.
— Ну и ну! — воскликнул он. Потом протянул грубую, мозолистую руку и стал поглаживать мальчика по спине. — Какой гладенький малыш!
Мальчик, уставившись в землю, с серьезным видом сосал палец. Он подчинился ласке Питера спокойно, но с некоторой опаской.
— Гладенький, очень гладенький малыш! — В голосе Питера звучало почти удивление; пальцы его осторожно ласкали плечи ребенка.
Другому мальчугану было лет пять. На нем были длинные бумажные чулки, но подвязки съехали, и чулки свисали на ботинки, как кандалы. Веревочные подтяжки поддерживали заплатанные штаны, а у рубашки без единой пуговицы был только один рукав. Волосы ему, наверное, никогда не причесывали. Они торчали дыбом, как шерсть у испуганной собаки.
Тед, распрягавший лошадей, обошел их спереди и, увидя сына, остановился, окинул его критическим взглядом и крикнул:
— Ну-ка, подтяни чулки! Подтяни чулки! Питер подумает, что ты у меня птица какой-то новой породы!
Мальчуган наклонился и подтянул чулки, а Тед не спускал с него глаз.
— Теперь отведи Алана в дом, а мы кончим распрягать. Скажи маме, мы сейчас придем.
Женщина, повернувшаяся от очага, когда я вошел, посмотрела на меня с таким выражением, как будто она вот-вот завиляет хвостом. Лицо у нее было полное, располагающее к себе; она подошла ко мне торопливо, вытирая мягкие, влажные руки о черный, запачканный мукой передник.
— Ах ты, бедный мальчик! — воскликнула она. — Ты калека из Тураллы, да? Ты, наверно, хочешь посидеть?
Она обвела глазами кухню, прижав пальцы к полным губам, чуть нахмурившись, как бы в нерешительности.
— Вот на этот стул. Садись сюда. Я сейчас подложу подушку под твою бедную спинку!
Желая помочь мне сесть, она подхватила меня под локоть и подняла мою руку так высоко, что я с трудом удержал костыль под мышкой.
Я споткнулся, она с тревожным восклицанием схватила обеими руками мою руку и взглянула в сторону стула, как бы измеряя расстояние между мною и этим спасительным прибежищем.
Я с трудом добрался до стула, опираясь всей тяжестью на второй костыль, движение которого она не затрудняла, другую мою руку она продолжала держать высоко в воздухе. Я опустился на стул смущенный, чувствуя себя крайне неловко и всей душой желая очутиться снова на воздухе среди мужчин, которые не обращали внимания на мои костыли.
Миссис Уилсон отодвинулась немного и взирала на меня с удовлетворением — так женщина смотрит на курицу, которую она только что ощипала.
— Ну вот, — весело сказала она, — теперь тебе лучше?