Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
Он увидел перед собой смыкающиеся крылья ограды, и, вздрагивая от наших диких криков, хлеставших по его истерзанным нервам, сделал последнюю попытку прорваться назад. Бичи, раскрученные над нашими головами, превратились в сплошные свистящие круги. Он резко остановился, бороздя землю копытами, и снова повернул к загону. Последний бросок наших изнуренных лошадей — и он вбежал в ворота. Теперь он мой!
Мы заночевали в хижине возле загона. Выдохлись мы вконец. Вскипятили чай, поужинали запасами из седельных сумок и сразу легли.
Мне не спалось. Я встал и вышел наружу. Звезд высыпало — хоть шляпой сгребай. Я услышал мягкий топоток кенгуру, прискакавших к пруду на водопой.
Я
Утром я спал, когда к нам ворвался Джек.
— Ушел! — завопил он. — Ворота перепрыгнул! Сами поглядите!
Мы бегом бросились за ним.
Он был прав — Джентльмен ушел. За щепку на самой верхней жерди зацепился клочок белой шерсти.
— Ворота-то — восемь футов высотой! — ахнул Джек, словно не веря собственным глазам.
— Не лошадь, а птица, — сказал Стив.
— Ну, с меня хватит, — заявил я. — Больше я за ним не охотник.
Я часто задумываюсь — почему это я в ту ночь сунул пучок волос на верхнюю жердь, почему открыл ворота и дал Джентльмену уйти, почему я улыбался, когда услышал вдали ласковое ржание табунка измученных кобыл.
Вот как жили люди в Спиво…
Да что вы мне толкуете о Билле Пекосе, Джеке Колорадо и великане из лагеря лесорубов, который ковырял в зубах стволом ели! Герои американского фольклора просто мозгляки рядом с обитателями Спиво — мифической овцеводческой фермы в Австралии. Да знаете ли вы, что Скрюченный Мик из Спиво, которого хлебом не корми, лишь бы потасовка была, запустил однажды в ворон Айерской скалой! А ведь он был не ахти какой великан по тамошним масштабам.
Нет, по мне, если уж толковать, так только о народных героях Австралии. Рассказами о них полна вся страна от Кейп-Йорка до Отуэя, от Брисбена до Брума. Встретятся ли друг с другом погонщики волов, сойдутся ли вместе гуртовщики, между ними сейчас же заходит разговор о Спиво, а на обратном пути к своим родным захолустьям они божатся встречным и поперечным, что дошли до его границ; иные даже утверждают, что работали там.
«Когда я работал в Спиво…»
«Тоже мне грязь! Побывал бы ты в Спиво…»
«Подумаешь, засуха! Вот в Спиво…»
Да, друзья, удивительные вещи случались в Спиво. Кенгуру там были высотой с гору, а эму клали такие яйца, что люди выдували их и поселялись в яичной скорлупе, как в доме.
Но где находится Спиво, не знает никто. На Дарлинге тебе скажут, что это где-то за Берком; в Берке говорят, что Спиво на Западе; жители Запада кивают на Квинсленд, а там вас уверяют, что Спиво — это на плато Кимберли.
Том Ронан из Кэтерина, что в Северной территории, писал мне:
«По-моему, сперва это было где-то чуть-чуть «подальше», «вон за той горной цепью», и скот там чуть подичее, лошади чуть поноровистей, а народ чуть потолковее, чем в любом другом месте. По мере того как в наших глухих углах рождались все новые и новые сказания, приметы Спиво становились все определенней: это уже страна быстрых потоков, тенистых рощ, сочных зеленых пастбищ — обетованная земля овцеводов, куда переселяются после смерти все достойные люди, и не одни только достойные».
В самом начале века старый гуртовщик по имени Джим Диллом обосновался на клочке земли к юго-западу от Уайндема, что в Западной Австралии, и назвал его Спиво. Так это место значится на карте и по сей день, давая пищу для домыслов, действительно ли это то самое Спиво, о котором рассказывают столько чудес.
Как бы там ни было, легенды о Спиво все же дают кое-какое представление об этой мифической ферме и о людях, вершивших на ней дела. Все эти легенды — а их сотни — вполне согласуются между собой, когда речь заходит о размерах Спиво, но героями в них являются самые различные люди, хотя с двумя-тремя приходится встречаться почти в каждой легенде. Видимо, это как раз те, кто делал в Спиво погоду, тогда как остальные, которым так или иначе приходилось сталкиваться с ними, выступают в роли их славословов.
Первым идет Скрюченный Мик, который пытался удавиться на собственной бороде в Великую засуху. Он был непревзойденный стригальщик: пятьсот овец в день было для него сущий пустяк. Однажды Босс, выведенный из себя его грубым обращением с баранами, пришел к нему в сарай для стрижки овец и рявкнул: «Уволен!» А Скрюченный Мик как раз гнал стрижку вовсю. Он работал с такой скоростью, что выстриг еще полтора десятка овечек, прежде чем смог разогнуть спину и повесить ножницы на крюк.
Последние годы его жизни омрачило случившееся с ним несчастье. Он мыл овец, как вдруг оступился и упал в котел с кипятком. Большой Билл, стоявший тут же, выхватил его из воды, сорвал с него одежду, затем поймал двух баранов и перерезал им глотки. Содрав с них шкуры, он обернул ими — мездрой к телу — туловище и ноги Скрюченного Мика. Когда три недели спустя его доставили к врачу, тот лишь взглянул на него и сказал:
— Вы сделали с ним чудо, ребята. Чтобы снять с него эти шкуры, понадобилась бы серьезная операция. Они прижились на нем.
Как рассказывал потом Большой Билл, они вернулись со Скрюченным Миком в Спиво и с тех пор ежегодно стригли его.
— Он давал двадцать два фунта шерсти, — говорил Большой Билл. — Не так уж плохо.
Большой Билл, который взялся возводить ограду из колючей проволоки вокруг Спиво, был там, по рассказам, первым силачом. Свое состояние он нажил на Кройдонских золотых приисках, продавая выработанные шахты, чтобы в них, как в ямы, ставили телеграфные столбы. Ему-то сперва и поручили обнести оградой Спиво, но уже после одного дня копания ям под столбы Билл отказался от такого дела. Утром он оставил свой завтрак у первой выкопанной ямы, а в полдень, решив подкрепиться, бросил лом и отправился в обратный путь. Но он накопал столько ям, что добрался до своего завтрака лишь в полночь. Это для него было уже слишком.
— Недолго и ноги протянуть, если продолжать в том же духе, — пояснил он.
Был там еще дядюшка Гарри, который проехал через Уаггу верхом на ломе и даже не натер ему спину. Этот тихоня завез пять тонн оловянных свистулек в такие места, где еще и населения-то не было. Однажды, когда Большой Билл расхвастался перед всеми своей силой, кто-то возьми и спроси дядюшку Гарри, приходилось ли ему поднимать большие тяжести.
— Нет, — скромно ответил он. — Какой из меня силач! Поднимать тяжести — это не по моей части. Но все же как-то раз мне пришлось снести одну очень неудобную ношу с баржи, которую вел на буксире «Толарно». Случилось это у Тинтинналоджи, и, заметьте себе, груз был вовсе не тяжелый, а просто неудобный. Я нес — да к тому же в гору — двухлемешный плуг, несколько борон и восемь дынь без всякой упаковки. Нести было не то что тяжело, а неудобно — иначе не о чем было бы и говорить.