Я в моей голове
Шрифт:
Внутри было сумрачно. Хорошо, что Фил додумался захватить фонарик (вчера я про него забыл). Мы обошли это захламленное помещение. Полы кое-где были вскрыты. На стенах были какие-то огромные религиозные картины на холсте. Наверное, церковь была бедная. Поэтому, в свое время, здесь украшали стены таким образом. Деревянных икон на стенах не было. Их мы стали находить на полу или прислонёнными к стенам. Икон в окладах не было совсем. Обошли и осмотрели все помещения церкви. Некоторые двери и дверцы пришлось вскрывать принесенным инструментом. Заодно обнаружили другой выход, через который можно будет выйти на улицу. Другой церковной утвари не нашли.
У нас набралось 14 икон, две из них были под полтора метра в высоту. Тяжеленные!
Переглянувшись, стали складывать найденное в удобононосимые стопки, обматывали их принесенной материей и перевязывать веревками. Получилось три баула. С учетом Юркиного рюкзака и моей сумки - с горем пополам мы могли все это унести, за исключением высоких икон. Их мы решили пока спрятать в церкви. Стоит ли мучатся из-за сомнительной ценности найденного? Вышли нагруженные на улицу. С этой стороны виднелась плохо наезженная дорога, которую мы раньше не видели. В ста метрах вдоль нее стояли дома, похоже, не жилые.
– Пройдемся?
– предложил Фил. Почему бы нет? Время есть.
Прошли деревню насквозь по колее, когда-то пробитой трактором. Деревня не жилая. Хотя вдоль дороги стояли столбы с проводами. (Еще не пришло время повальной добычи цветного и черного металла.)
Некоторые дома выглядели совершенно заброшенными, а некоторые еще ничего, в них можно еще жить. Возможно, они еще используются в летнее время. Во всяком случае, так же не пришло время скупки домов в деревнях москвичами для летнего отдыха или охоты.
Посовещавшись с Филом, решили побывать в заброшенных домах, которые явно не используются для проживания. Посетив несколько, испачкались как черти. Вдобавок Фил куртку порвал. Зато нашей добычей стали еще несколько икон (одна даже раскладывающаяся, некоторые с окладами) и несколько религиозных финтифлюшек, типа подсвечников и лампадок. Так же нашли большой самовар с помятой крышкой и пару старинных толстых книг с ятями и ерами.
Решили так: за два раза перетаскиваем все, что сегодня нашли, к автотрассе. Что не сможем сегодня отвезти, прячем где нибудь поблизости от перекрестка. А в следующий выходной еще раз делаем вылазку в эту деревню, похоже, здесь еще многим можно поживиться.
Получилось еще два свертка и самовар. Крупные иконы завернуть уже было не во что. Пришлось из половых досок церкви и ломаных деревянных конструкций мастерить что-то типа стеллажей, чтобы добраться до верхнего края холстяных икон и вырезать их из рам. Конечно, нам бы хватило и одной или просто куска холста. Но мне почему-то стало жалко портить иконы. Наверное, жажда добычи. Зачем срезать одну икону, если мы собрали целый стеллаж. Срезали три. В одну завернули деревянные иконы. Взятых с собой веревок не хватило. Пришлось идти в один из домов и срывать проводку. Время уже поджимало и мы нагрузившись отправились в первый рейс. Потом еле заставили себя сделать второй. До чего будет обидно, если наши мучения не окупятся.
Приведя себя в порядок принялись голосовать попуткам. Остановился какой-то мужик на Москвиче и согласился подбросить нас до города за рубль (на автобусе дешевле), неодобрительно покосившись на наши баулы. Мужик ехал в Ярославскую область проезжая город и мы вылезли около железнодорожного вокзала (оттуда ближе всего до дома Фила). Хранить добычу решили пока в его сарае.
Сегодня суббота. Банно-стаканный день. Договорились с Филом сходить в баню. Решили встретиться у меня.
В поселке имелась общественная баня. Поселковая традиция - в субботу у всех в поселке банный день. На нашем заводе и других предприятиях в каждом цеху есть свои душевые, а в некоторых и парилки, где после смены все рабочие мылись каждый день. Меня удивляло, зачем идти в баню, если моешься каждый день. Меня заверяли, что мытье под душем это не помывка, а размазывание грязи по телу. Вымыться по-настоящему можно только в бане. Подрасту - пойму. (Вот сейчас подрос и... не понял). Но в субботу все мужчины и женщины поселка, многие со своими тазиками и вениками шли в общественную баню. Конечно с детьми. Ребенком, мне тоже приходилось с отцом ходить в баню.
Отец выбирал в сарае березовый веник, заготовленный с прошлого лета, брал у матери законный рубль или трешку и мы шли в баню, по пути здороваясь со многими знакомыми. В кассе отец покупал билеты, занимал место в многолюдной очереди и присоединялся к своим знакомым или шел в пивнушку, расположенную рядом с баней, оставив меня в очереди. Через час, а может больше, дождавшись своей очереди мы шли в раздевалку, отдав билеты бабушке, сидящей у входа. Она нанизывала их на конструкцию со спицей вверх. В раздевалке шли на свои места или раздевались на одном. Шкафчиков не было, а были длинные ряды деревянных кресел, разделенных подлокотниками, с высокой спинкой с крючками вешалок. Уже в раздевалке было очень жарко.
Раздевшись догола шли в помывочное помещение. Найдя свободные тазики и место на бетонных лавках, отец ошпаривал кипятком тазики и лавку. Потом запарив веник, шел с ним в парилку. Иногда и меня маленького тащил с собой.
В парилке одна тусклая лампочка под потолком еле разгоняла темноту и клубы пара. Пар подавался из трубы с вентилем. Под самый потолок высокими и широкими ступенями поднимались деревянные скамьи. Все ступени заняты голыми телами парящихся. В парилке было нестерпимо жарко, душно, пахло сырым паром и потом. Уже при входе на коже выступал пот или оседал конденсат пара. Погревшись, я пытался улизнуть из парилки и окатиться проточной водой под душем. Отец, сделав несколько заходов в парилку, начинал, наконец, мыть меня и мылся сам.
Я никогда не любил ходить в поселковую баню. Сидение в очереди тяготило. Если отец находил знакомых собеседников в кассовом зале или в пивнушке, то мне совершенно не чем было заняться.
Кафельный пол во всех помещениях, скамьи в помывочном, лавки в парилке и тазики были скользкими и казались жирными (а может такими и были), несмотря на то, что тазики, места для сидения отец ошпаривал кипятком и пытался оттереть старыми вениками, которых было полно по углам. На улице я никогда не встречал столько людей с дефектами или инвалидов. Наглядные физические недостатки мужиков выглядели отталкивающе. Кожа у большинства не знала загара. Загорелое лицо или верхняя часть (летом у дачников) тела темно-коричневая и молочно-белая ниже пояса.
В парилке я не получал удовольствия и не понимал отца и других. Душная сырая жара, жирная лавка, постоянные случайные касания потных тел соседей - вызывало неприятие и отвращение. Повзрослев, в парилку не ходил или заходил ненадолго, когда там было посвободней.
После парилки меня маленького отец мыл и натирал мочалкой. Став старше - мылся сам. Спину терли по очереди. Когда я возмущался усердию отца при надраивании моей спины, отец привычно заявлял:
– Терпи казак, атаманом будешь!