Я вернулся за тобой

Хасс Дж. Э.

От его комментария я начинаю чувствовать тошноту.

— О чем ты говоришь?

— Он сумасшедший. И является таким уже долгое время. Годы.

— Тогда почему он до сих пор работает?

Отец улыбается, будто чувствует сожаление ко мне.

— Давай наверстаем разговоры за ужином. Ладно? Ты можешь сесть?

— Уверена, что могу.

— Я бы хотел, чтобы ты села, так смогу убедиться, что у тебя не кружится голова.

Я выпускаю весь воздух из легких и ерзаю, поднимаясь на руки. Я чувствую головокружение,

так что закрываю глаза и ощущаю его крепкую руку на своем плече.

— Я в порядке, — отвечаю я. Только что-то вдавливается в мою задницу, так что я тянусь к ней и вытаскиваю телефон из кармана.

Смотрю на отца и жду, пока он его заберет.

Он пожимает плечами:

— Ты взрослая женщина и не пленница здесь, Харпер. Если это твой телефон, можешь запросто им пользоваться, — несколько секунд он позволяет словам впитаться в меня, затем кивает и уходит в сторону двери каюты. — Один час, Харп. Умойся и оденься прилично, пожалуйста.

После он и доктор уходят, закрывая за собой дверь.

Я снова вздыхаю, осматриваясь. Моя прежняя комната. Моя любимая яхта. Парусное судно.

Почему он так мил? Не то чтобы мой отец когда-либо поднимал на меня руку, но я отравила тринадцать человек, когда исчезла. Сбежала без объяснений.

Правда в том, что он никогда не обращал внимания. Он никогда не был таким любящим. Но все это действие кажется… тревожным.

Это по-настоящему? Возможно ли, что Ник ввел меня в заблуждение о том, что мы были в опасности по необоснованным причинам?

Стоило ли мне начать сомневаться в доверии к своему близнецу?

У меня нет сил на это. Наркотик, может, и выветривается, но моя голова не работает так, как надо. Меня подташнивает. И легкое раскачивание яхты не помогает.

Я смотрю вниз на телефон и нажимаю маленькую кнопочку, чтобы включить его. Там есть сообщение от Джеймса.

Я нервно оглядываюсь. Не могу поверить, что мой отец вот так просто позволил мне получать сообщения. То есть, я не понимаю. Он сказал, что я не пленница, но вы не накачиваете кого-то наркотиками, чтобы погрузить на свой корабль, если только не похищаете.

Но снова-таки… он мой отец, а это место… является… было... может, до сих пор есть… мой дом. Это все еще похищение?

Я открываю сообщение и читаю:

«Извини».

Могу поспорить, что так и есть. Придурок. Я хочу поговорить с ним, но не сейчас. Мне нужно пообедать, очистить голову и начать мыслить трезво. Мне нужно понять, что происходит.

Я свешиваю ноги с края койки, встаю и, спотыкаясь весь путь, иду к головной части моей каюты. Я отвыкла от плавания на корабле, так что потеря моего умения ходить при морской качке пугает и воодушевляет одновременно.

Пугает

потому, что это было всей моей жизнью до того, как я сбежала. Море. Корабль. Паруса. Я не хочу терять эту часть меня. Это то, кто я такая.

Но меня воодушевляет то, что я так долго была вдалеке от этого. Жила на пляже. Видела мир с другого ракурса. Жила по-своему.

Это вызывает у меня улыбку. И да, во многом из этого у меня ничего не получалось. Но я пыталась.

Меня воодушевляет то, что я повстречала Джеймса и занялась сексом. Если мой отец узнает об этом, я не уверена, что он сделает. Не думаю, что Джеймса отправили, чтобы трахнуть меня.

Я на самом деле хочу поговорить с ним. Но мне нужно правильно разыграть свои карты. Я чувствую, что я — часть игры. Шахматная фигура. Карта, которую удерживают или выбрасывают. Но я не совсем уверена.

Я с точностью знаю одну вещь. У каждого действия есть последствие. Я не могу позволить себе испортить это.

Так что, ужин. Уже поздно, я знаю это. Потому что когда я смотрю в окошко, я не вижу ничего, кроме черноты. Корабль немного пошатывает, но я не чувствую, будто мы движемся, так что, вероятно, мы стоим в порту.

Ладно. Мне нужно одеться и подняться на палубу для ужина.

Иду к своему шкафу и открываю его. Узнаю насколько вещей. Купальник. Шлепки. Пляжная сумка. Но помимо этого, платья. Новые. Шесть. По одному на каждый день недели. Вот как это всегда было. У нас никогда не было ужинов по воскресеньям, так что мне никогда не нужно было седьмое платье. Установился, своего рода, стандарт того, сколько наборов одежды мне нужно. У меня шесть пар шорт, аккуратно сложенных на полке. Шесть маек на полке сверху. Помимо шлепок, есть две пары туфель. Одна — парадная, вторая — повседневная.

Джеймс спросил меня, баловали ли меня. Я ответила «да». Но только из-за того, в каких условиях я выросла. Не то чтобы у меня было много всего. У меня никогда не было избытка вещей. На корабле, пусть даже такого размера, не было места для коллекций.

Мы ходили по магазинам шесть раз в год. Каждые два месяца. И в каждую поездку покупки делались для меня. Шесть того, шесть этого. Шесть, шесть, шесть. Моя жизнь всегда вертелась вокруг шести.

Как странно.

То есть, в неделе семь дней. Почему не семь нарядов?

Я отталкиваю вешалки в сторону, чтобы иметь возможность посмотреть на каждый вариант, а затем я выбираю платье светло-желтого солнечного цвета, с верхом, сделанным под бежевый вязаный свитер, который едва ли прикрывает плечи.

Я скольжу ногами в красивые сандалии. Никаких каблуков. «Только это может быть практично для молодой леди на яхте», — объясняла мне няня причину того, почему я не могла иметь каблуки на обуви. А затем я посмотрела на себя в зеркало в шкафу.