Я вижу пламя
Шрифт:
Я хоть стараюсь идти вперед, что-то изменить, чего-то добиться, а отец… просто сидит на заднице, не двигаясь. Когда ступаю на следующую ступеньку нашего существования, он отдаляется от меня еще больше, живя в своих воспоминаниях, и оставаясь в самом низу лестницы.
Я, естественно, тоже скучаю по маме, но никогда не превращусь в такого, как он.
Ни за что на свете.
Я — не мой отец.
И никогда им не буду.
Добравшись до своей квартиры, я положил ладонь на ручку двери и замер.
Интересно, что-нибудь изменилось дома?
По любому нет. Все так же, как и раньше. Что может стать другим? Тот человек,
Ни что из перечисленного.
Выдохнув, я зашел в мой персональный Ад и в душе громко закричал, мысленно выдергивая себе волосы, когда нос уловил отвратительный запах прелости, немытого тела и… алкоголя.
Вечер.
Отец.
Спиртное.
Опяяяяяяять!
Плотно сжав губы и кулаки, чтобы все творящееся внутри меня не стало реальным, я с шумом снял кеды и, ненавистно оглядев скудные старые обои цвета пережаренной яичницы, направился на кухню, где, не сложно было понять, сидел источник вони. Зайдя в темную тесную комнатку, в которой бы любой клаустрофоб сошел с ума, не выдержав здесь и нескольких секунд, я увидел развалившегося на стуле с бутылкой какой-то дряни отца. Он, подпирая изнеможенной рукой голову, чтобы та не ударилась о стол, медленно тянулся губами к горлышку, причмокивая.
Отлично, черт возьми. Судя по его состоянию, выпил он уже достаточно, чтобы здравый рассудок надолго затуманился.
Ненавижу!
Ненавижу!
Ненавижу!
Спустя секунды, его покрасневшие глаза цвета болота переместились с пойла на меня, затем рот воспроизвел какой-то непонятный звук, типичный тем, что выдают алкоголики со стажем. То ли это было удивление, то ли радость или проявление ярости, я так и не понял.
— Ты же обещал, что не будешь так часто глотать алкоголь. Это уже четвертый раз за неделю, — процедил я ядовито, с презрением глядя на существо перед собой.
— Как ты с отцом разговариваешь? — шатаясь и пытаясь состроить разгневавшееся выражение лица, пробубнил он. Часть спиртного, когда его рука затряслась, вылилась ему на запачканную в чем-то рубашку.
Мерзь…
И еще думает, почему я не уподобляюсь ему и не пью алкоголь…
Не хочу стать таким, как он.
— Ты для меня как отец навсегда умер. Уже давно, — с легкостью произнес я, доставая из кармана деньги и кидая их на стол. — Вот, возьми, купи себе еще того, что у тебя в руке. Ведь только на это ты тратишь деньги.
Даже не возразив или не ответив ничего, он взял купюры и с глупой физиономией принялся их считать. Закончив, сморщился в недовольстве и взглянул на меня.
— Почему так мало? В прошлый раз было больше!
Я тихо засмеялся.
Даю ему деньги, а он еще и привередничает.
Какой козел! Мерзкий, отвратительный козел!
— Я купил гитару, а оставшуюся сумму разделил на две части, одну из которых дал тебе, а другую отложил на университет, — объяснился я, показывая пальцами на музыкальный инструмент.
— Лучше бы ты работал в «Бешеных псах», чем скакал по сцене со своими глупыми дружками, как идиот. На этом далеко не уйдешь.
Я замер, переваривая его слова.
Что? Да как этот человек может говорить такое?
Хотя, что и следовало ожидать…
Разве он похвалил бы меня за то, чего я добился вместе с ребятами?
Нет. Конечно, нет!
— Может быть, это мое будущее! Мне нравится играть в группе, нравится сочинять песни и исполнять их перед публикой! — повысил голос я, держа всю ярость плотно в кулаках и пытаясь тщетно успокоить свой пыл. — Поступлю ли в Вашингтонский университет или нет, но никогда не перестану заниматься тем, что мне по душе.
Гнусно смеясь, отец спрятал данные мною зеленые в карман и резко встал, отчего я слегка пошатнулся. Я не боялся его, просто он был непредсказуем, когда в его крови бурлил алкоголь и мог сделать все, что угодно.
— Твое будущее здесь! — выплюнул темноволосый, ткнув кривым пальцем в мою грудь. Он находился так близко, что я почувствовал, как содержимое желудка вот-вот готово вырваться наружу из-за неприятного запаха. — Ты сгниешь в этих стенах и ничего не добьешься! Лучше найди нормальную работу или верни старую! Своими песенками ты не нагребешь много деньжат! Не будешь же до старости лет скакать с балалайкой, развлекая детишек!
— Буду, — бесстрашно смотря на него, отрезал я.
Бросив бутылку в сторону, отец сорвал с моего плеча чехол так, что я понял произошедшее только тогда, когда он достал гитару. Кинувшись на него с кулаками и прекрасно понимая, какая чертовщина произойдет далее, я получил смачную пощечину и, словно обессилев, рухнул на пол. Перед моими глазами он разбил то, что я мечтал купить так давно, об холодильник. Его улыбка, растянувшаяся до самых ушей, пробуждала во мне бурю злости, а вид сломанного дерева и закрученных струн дал лишь ей выплеснуться на свет оглушительным криком.
— И где теперь твое будущее? — бросив гитару, сказал мерзкий человек, которого я называю отцом.
Я не знал, как реагировать на все это. Разнообразная гамма эмоций плескалась внутри меня. Хотелось убить его на месте, стукнуть об стену или врезать по лицу, но я выбрал самый (для меня) беспощадный вариант. Я решил ему тоже нанести удар, только словами.
Поднявшись, я подошел к существу вплотную, на что оно улыбнулось шире.
— Я хоть к чему-то стремлюсь, в отличие от тебя. В моем возрасте ты ничего не добился! Ты ничего не умеешь, вот и завидуешь! После гибели мамы, за которую держался, как за спасательный плот, ты утонул. Ты тоже умер тогда. А сейчас… сейчас, вспоминая ее, начинаешь бухать, потому что не знаешь, как отвлечься от мыслей о ней. Без нее ты ничто! Ничтожество! Живешь в прошлом, не желая жить в настоящем, — говорил я, наблюдая, как постепенно его лицо приобретает стальную маску. — Может быть, когда-то и ты был для меня отцом, но не на данный момент. Ты. Никто. Для. Меня. Слышишь? НИКТО! Без своего алкоголя, наверное, вообще не сможешь даже дышать. — Я проглотил в горле горький ком и поднял сломанную гитару резким движением. — Раз ты никто, то и не можешь говорить, какое должно быть мое будущее…
Не посмотрев на… отца, я быстро обулся и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Оказавшись на улице, рухнул на мокрый асфальт и схватился за голову, сдерживая потом горьких слез.
Он не понимает, что это значит для меня!
Он ничего не понимает!
Разбил мою гитару, ударил меня, и думает, я стану плакать? Думает, я стану мучиться и бояться его?
Никогда на свете.
Я не боюсь его.
Я его ненавижу.
И я не буду раскисать. Подумаешь, влепил пощечину, разбил мою единственную гитару…. В каких-то семьях бывает и похуже. Кого-то избивают до полусмерти, кричат похлеще, чем он на меня.