Я вижу тебя насквозь! Искусство разбираться в людях. Самые эффективные техники секретных агентов

Мартин Лео

– Боюсь, что сегодня мы не успеем. Я позвоню вам позже, когда уточню детали.

– А сколько всего будет людей?

– Я приведу с собой троих коллег. Но они у вас не останутся. Придут, только чтобы установить технику.

– Тогда мне еще нужно сходить в магазин.

– Пожалуйста, не беспокойтесь.

– Нет, нет. Если уж на что-то решаешься, можно и побеспокоиться.

– Я бы хотел кое о чем спросить вас, фрау Мюльталер.

– Да?

– Как мы попадем в вашу квартиру?

– Позвоните в дверь, и я открою.

– У социальных работников обычно есть

ключ.

Она замолчала. Я тоже. Наконец, она сказала:

– Хорошо. Вы его получите.

Этот кредит доверия со стороны пожилой дамы я оценил по достоинству. Не зря я старался заслужить его. Она чувствовала, что я ее понимаю, принимаю ее правила игры, и поэтому ей было нетрудно пойти мне навстречу. Дело налаживалось. Фрау Мюльталер изъявляла готовность оказывать нам всяческое содействие. И можно было надеяться, что она быстро приспособится к новой обстановке в своей квартире.

Одну из наших камер мы направим на входную дверь «Пассажирских перевозок «Сарай» и снабдим ее специальным датчиком. Камера будет вести съемку только при открывании или закрывании двери плюс пятнадцать секунд после и выдавать идеально резкие кадры с портретами всех входящих и выходящих людей. Еще одна камера будет снимать весь фасад здания и площадку перед ним. Непрерывно, чтобы не терять из виду общего обзора. Кроме того, мы установим камеру ночного наблюдения, записывающие устройства и закодированную радиосистему – шикарное оборудование, можно сказать, по высшему разряду.

Я договорился о встрече с Тиховым. Я охотно встретился бы с ним и раньше, но ему мешали разные обязательства, имевшиеся у него по отношению к своему окружению. Мне не терпелось узнать все, даже самые мельчайшие детали автобусного путешествия, но сначала я выслушал кучу подробностей о Турции. Тихов был в хорошем настроении, и его описания, сопровождаемые оживленной мимикой и размашистыми жестами, доставляли мне удовольствие. Наконец, он перешел к делу и стал рассказывать о том, что происходило на границах.

– Потели просто по-свински, – это относилось к пассажирам, которых он считал нелегалами.

– Да, ты уже это говорил.

– Вы их сцапали? Или пока отпустили?

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Насколько я тебя знаю, ты сперва их отпустил, чтобы выйти на тех, кто за ними стоит, – размышлял он вслух. – Иначе вы бы сразу вывели их из автобуса, а не оставили бы вместе с другими.

– Неглупая комбинация, хотел бы я, чтобы все так и было. – Я слегка намекнул ему на истинное положение вещей.

Тихов казался крайне удивленным:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Все было в порядке, все документы о'кей. Проверка ничего не выявила.

– Лео, ты шутишь?! – недоверчиво спросил он.

– Нет.

– Этого не может быть. Я же видел собственными глазами. Смотрел на них двадцать пять часов подряд. Там было нечисто. Супернечисто!

– У меня тоже не находится объяснений…

– У одного из тех людей была с собой картонная коробка, полная фотографий. Знаешь, такие маленькие фотографии, черно-белые, с зубчиками по краям. Там и не разберешь, где кто. Маленькие фигурки, маленькие лица, черное шмотье, вся семья. Он держал ее в руках как святая святых.

– Ну и что из этого?

– Они тащили с собой в сундуках всю семейную историю. Прямо в точности как моя мать, давно, когда мы только что сюда приехали. И в точности как дедушка и бабушка, когда они в войну бежали от немцев. Знаешь, что было важнее всего? Фотографии с воспоминаниями. Бабушка пришивала их под свои юбки. У матери они есть до сих пор. Это делают лишь тогда, когда начинают новую жизнь.

Пока Тихов стоял у входа в «Макдоналдс» (мы и на этот раз встретились в одном из мюнхенских пригородов), говорил по телефону и курил сигарету, я мысленно двигал фрагменты пазла с места на место. Пограничники собирали, проверяли и возвращали паспорта. Они сравнивали лица пассажиров с фотографиями в документах – это Тихов подтверждал мне много раз в ответ на мои уточняющие вопросы. То есть они делали все, что положено, пусть и не так основательно, как федеральная полиция. Тихов рассказал о четырех проверках на разных границах. Один раз таможенники устроили особенно тщательный паспортный контроль, который длился целую вечность. Они не просто смотрели на лица, они их буквально сканировали.

Что же происходит с паспортами? Может быть, мы напали на след бригады мошенников, поставляющей подделки невиданного доныне качества? Или они изобрели совершенно новый способ для осуществления своей контрабанды? Или никакой контрабанды нет и дело в чем-то другом – супернечистое дело?

Когда Тихов вернулся, окутанный облаком табачного запаха, который казался особенно резким на фоне теплого аромата фритюрного масла, я дал ему следующее поручение:

– Сейчас ты пойдешь в казино. Если появится Бюлент, ты у него спросишь, что значит вся эта история с проверкой.

Тихов покачал головой.

– Я сделаю по-своему. Я скажу Бюленту, что сыт по горло подобными сюрпризами. Больше не хочу иметь с ним никаких дел. Всегда одни проблемы. – Тихов придал своему лицу злое выражение и сверкнул на меня глазами, как будто Бюлентом был я. – Неприятности с копами мне ни к чему, понял?!

Иметь драматический талант тайному посреднику совсем не мешает. Впрочем, и агенту тоже.

– Так и сделай, – одобрил я сценарий Тихова.

Он довольно рассмеялся:

– Бюлент никогда не приходит в казино раньше десяти. У меня еще есть время. Пойдем, Лео! Выпьем пива через дорогу!

Я взглянул на кабачок, располагавшийся напротив, потом на свои часы и покачал головой.

– У меня свидание.

– И как ее зовут? – осведомился Тихов.

– Терезия, – сказал я.

Тихов открыл свое портмоне, пошарил в нем пальцами и, хлопнув меня одной рукой по плечу и в придачу подмигнув, другой сунул мне в ладонь презерватив:

– Тогда желаю хорошо повеселиться!

Борьба за салфеточный уют

Четверг, 30 сентября, день третий