Я — вор в законе: Мафия и власть
Шрифт:
Анатолий Иванович произнес упрямо:
— Нет, пятнадцатого рано. Пусть будет двадцать пятого.
Собеседник только тяжело вздохнул — ему предстояло согласовывать новую дату с множеством людей — и покорно сказал:
— Хорошо, я всем сообщу.
Баскаков, не прощаясь, повесил трубку и вновь потянулся к бутылке, но гут телефон зазвонил снова.
— Ну чего ты там еще не понял? — рявкнул Баскаков.
— Я не понял, зачем тебе понадобилось присылать на место встречи этих гнилых ментов, — ответили ему. С него тут же слетел весь хмель — он узнал этот спокойный голос и начал молоть какую-то ерунду насчет того, что руоповцы превысили данные им полномочия, но голос холодно прервал его: — Оправдываться будешь в суде. Я таких, как ты, насквозь вижу, так что на пустые разговоры можно времени не тратить.
И человек, не прощаясь, повесил трубку.
Встреча полковника Чижевского и Баскакова на сей раз прошла гладко и даже как-то буднично. Состоялась она в кафе торгового комплекса «Рамстор» и длилась всего десять минут — для того, чтобы выяснить кое- какие подробности о доверенных лицах новоназначенного премьер-министра, больше и не требовалось. На прощание полковник посоветовал, глядя на опухшее лицо Баскакова и глаза с нездоровым стеклянным блеском.
— От последствий этого дела, — полковник звонко щелкнул себя по горлу, — здорово помогает гомеопатия. У меня-то такт проблем нет, но люди говорят, что она просто делает чудеса. Советую попробовать, а еще лучше — не злоупотреблять. Стоит ли глушить себя спиртным?
Баскаков скептически усмехнулся. Чижевский выставил вперед ладонь:
— Поверьте, я знаю, что говорю. Вы, может быть, нам еще спасибо скажете… нуда ладно, не будем загадывать, время покажет. В одном я уверен — что мы с вами еще поработаем. Конечно, кота вашего жалко — хороший, говорят, был экземпляр. Что делать — жестокое у нас ремесло, издержки в нем неизбежны. Иногда надо произвести впечатление на потенциального партнера… Ну ладно, что-то заболтался я… До свидания! Мы с вами непременно свяжемся.
ЧАСТЬ IV. ГЛАВА 31
Хрущевские пятиэтажки, построенные в Москве в огромном количестве в начале 60-х годов, стоят теперь большей частью словно в лесу — настолько разрослись березы, тополя и клены, посаженные новоселами вокруг своих домов. Именно такая буйная растительность окружала одну из «хрущоб» на Рязанском проспекте, в которой снимали двухкомнатную квартиру граждане Нигерии Эгбейеми Адетунджи, Мохсен Бабангида и Мозес Салемба Мулемба. Кроме них в квартире постоянно проживала их общая подруга Фатима, также гражданка Нигерии. Квартирка была широко известна как место, где в любое время дня и ночи можно приобрести наркотики, и вокруг дома постоянно слонялись всякие подозрительные личности, то собираясь в группки, то расходясь. Время от времени наркоманы, когда им не хватало на дозу, совершали в округе различные правонарушения — то грабили припозднившегося прохожего, то обирали пьяного, то ходили по подъездам в надежде найти незапертую квартиру и при этом воровали все, что плохо лежит. Все это возбуждало протесты местного населения. Милиция пыталась реагировать, но затем, после нескольких визитов в злополучную квартиру, ее жильцов оставили в покое. Населению было сказано, что все бумаги у африканцев в порядке и беспочвенные придирки к ним могут вызвать обвинения в расизме и международный скандал. Нужные для проживания в Москве бумаги у африканцев действительно имелись, однако все они либо были выправлены за деньги, либо просто куплены, а затем заполнены каким-нибудь русским наркоманом с хорошим почерком. Все эти документы не выдержали бы, разумеется, и самой поверхностной проверки, однако именно для того, чтобы избежать всяких проверок, наркоторговцы выплатили местным милиционерам изрядную сумму в долларах и пообещали платить регулярно, если их не будут беспокоить. Между тем настала осень, с деревьев облетела листва, и торчавшие там и сям вокруг заветного дома темные фигуры наркоманов оказались на виду и просто резали глаз — казалось, будто дом является центром притяжения для почитателей какого-то мрачного культа. Кроме того, на лавочках у подъездов тусовались, как всегда, тепло одетые бабульки, уже привыкшие к тому интересу, который проявляли к их дому многочисленные мрачные субъекты, но по инерции продолжавшие проклинать заезжих «черных жуликов».
— Что-то тут до хрена народу, Колян, — заметил Андрей Спиридонов, сидевший за рулем красной «тойоты». — Как бы не спалиться. Могут шум поднять… А может, лучше ночью?..
— Вот ночью-то наверняка шум и поднимется, — возразил Колян. — Эти наркоманы тут всех запугали, все вполглаза спят. Не дай бог, если кому-то что-то померещится — все ментовки в округе подымут по тревоге! Нет, будем действовать, как договорились. Аспирин, припаркуйся вон там, за кустами, а ты, Рекс, иди позови того козла — пусть подойдет к нам.
С «козлом» Серегой, наркоманом, на которого Коляна навел Витя Тульский, уже был разговор накануне, когда Колян подъезжал сюда с Андреем Спиридоновым на разведку. Они привезли Серегу, тот показал им дом, где жили нигерийцы, и Колян за пустяковую услугу посулил ему несколько коробок с ампулами морфина. «Так они же меня знают, — засомневался Серега, — Они мне отомстят. У них тут вся ментура куплена». — «Не бойся, не отомстят, — нехорошо усмехнулся Колян. — Просто не смогут». Серега внимательно посмотрел на него, помолчал, а потом произнес просительно: «Ну ладно, годится. А сейчас-то ты мне чего-нибудь можешь дать? А то если ночью начнет ломать, так я завтра сюда не дойду». Колян вытащил пачку сигарет, прикуривая, огляделся по сторонам и выронил на землю крошечный пакетик. «Подними, — процедил он сквозь зубы, — но сильно не заторчи. Завтра чтоб был здесь как штык без всякого динамо».
К этому самому наркоману теперь подошел Рекс, перекинулся с ним парой слов и повел к машине. Им навстречу вышли Андрей и Зародыш, а Колян остался сидеть в машине, но внимательно слушал разговор через опущенное стекло. Услышанным он остался доволен — инструкции были повторены в точности. Через пару минут все четверо направились к подъезду. Увидев эту компанию, одна из бабулек произнесла негромко, но достаточно внятно:
— Опять к черным за отравой идут, ироды… Надоели хуже горькой редьки, наркоманы проклятые!
Андрей повернулся к старухе так внезапно, что она подскочила на лавке от испуга, и прорычал ей в лицо:
— Ты что, старая, сотрудников милиции при исполнении оскорбляешь?! Мы по вашей же жалобе идем у негров обыск делать, а ты что говоришь? Вот удостоверение — нет-нет, ты глянь!
— Господи, сынок, да на здоровье! — замахала руками старуха. — Наконец-то взялись за этих черных, а то житья от них нет…
— То-то, — победоносно произнес Андрей.
Наркоман набрал знакомую комбинацию цифр на кодовом замке, все четверо проникли в подъезд и деловито затопали вверх по лестнице. Возглавлял процессию наркоман, хотя после первого же марша он начал задыхаться. Подойдя к двери на четвертом этаже, он остановился, переводя дух, но Рекс ткнул его кулачищем между лопаток, прошипел: «Давай!» — и наркоман послушно нажал на кнопку звонка.
Тем временем граждане Нигерии проводили время как обычно, то есть в ожидании клиентов сами потребляли свой товар. Приземистый и широкоплечий Адетунджи после укола тупо таращился в телевизор, длинный, тощий и смахивавший на сумасшедшего из-за нелепейшей прически Бабангида, размахивая руками, расхаживал по комнате и что-то бормотал, а двухметровый гигант Салемба Мулемба и общая подруга Фатима, развалившись в креслах, пускали слюни, устремив в пространство ничего не выражавшие взгляды. Все они в данный момент чувствовали себя прекрасно, однако делиться ощущениями им не хотелось, так как они успели смертельно надоесть друг другу и вдобавок имели друг к другу имущественные претензии. В частности, ни один из них не был свободен от подозрений в утаивании выручки. Вот и теперь Бабангида, устав маршировать по комнате, внезапно остановился и заорал на Адетунджи:
— Вчера Колька-Наташка темно приходил, где деньга?!
Надо сказать, что все компаньоны принадлежали к разным народностям Нигерии и потому объяснялись друг с другом либо на ломаном английском, либо на еще более ломаном русском, либо на смеси этих языков. Кроме того, они щедро приправляли свою речь словами и целыми оборотами из языков хауса, ибо и йоруба. Если разговор с местными жителями и особенно с представителями московских властей приобретал неприятный характер, то они тут же переставали понимать по-русски, хотя со своими клиентами всегда успешно находи ли общий язык.