Я возьму тебя на руки

Яблонская Альбина

— Я в таких вещах не сильно разбираюсь. Мне простые формы ближе. Грубая техника. Мазут. Железо. Бетон, — иронизировал он над собой. — Я человек практичный. Люблю работать руками, пахать. А все эти побрякушки — это скорее бабское дело.

— Я понимаю.

— И эти запонки мне подарила… — задумался Руслан.

И я сразу опустила взгляд. Зря я об этом заговорила. Сейчас он меня обрадует существованием "ее". Впрочем, может, так даже и лучше. Я разрушу свои замки из песка, перестану лелеять иллюзии в голове.

Что он холост и этой ночью будет занят только железяками.

— Ладно, это не мое дело. Извини, что спросила. Ты можешь мне не говорить.

— Их мне подарила мать.

Он это сказал, и мне сразу полегчало. Просто тяжесть с сердца упала. Хотя бы немножко эта мечта будет жить — что у него нет никого, кроме работы. И меня. Если так можно было выразиться.

— Подарок мамы — это важно.

— Да, конечно. Ты права. Долг перед родителями — это святое. Может, я и не похож на маменькиного сынка. Я не всегда ее слушал, о чем часто потом жалел, но…

— Ты любишь свою мать, и эти запонки тебе напоминают о ней.

— Именно так.

— Что ж… — Я понимала, что время давно исчерпано. Он должен уезжать, а я никак не отпускаю. Уже и про запонки поговорили. И про маму. — Ты не расстраивайся так из-за рубашки. Ее можно…

— Да я не особо расстроен. Выброшу ее. Куплю новую.

— Что?! — подскочила я в кресле. — В каком это смысле "куплю новую"?!

— Дык она ж порвалась. Не ходить же мне с порванным манжетом.

— Руслан, ее можно зашить!

— Зашить? — засомневался он. — Да ну. Это нереально. Следы останутся. Будет колхоз какой-то. Это разве что ателье специальное искать. Но мне некогда таким заниматься. Да и стоить оно будет, наверное, как новая рубаха.

— Не говори ерунды! — Ухватившись обеими руками за манжет, я стала его внимательно рассматривать под светом лампы в тамбуре. И в голове созрел шикарный план, как отплатить мужчине рядом. За все добро, которое он сделал для меня в тот день. — Я отлично все зашью! Очень быстро и качественно! Все бесплатно!

— Чего?

— Чего-чего? Швея — не слышал о такой профессии?

— Ты швея?

— А ты думал, я просто на каталке езжу и пенсию по инвалидности получаю?

— Ну…

— А как я, по-твоему, должна еще и сы… — Я чуть не проболталась. Снова. — Кхм. Заходи ко мне, я мигом все исправлю. Тонкой белой нитью. Ты не отличишь от заводского шва. И вообще никто не отличит. Все будет в лучших традициях брендовой одежды.

— Ты это серьезно? — был обескуражен мой ночной клиент. — Что, вот прям как новая будет выглядеть? Никаких тебе заплаток и…

— Раздевайся. Это все, что от тебя потребуется. Остальное сделаю я. Тома свое дело знает.

Все это было сумбурно.

Я не ожидала, что он войдет в квартиру. Что все это зайдет настолько далеко, что придется оправдываться за бардак и разбросанные

ткани. Но упустить возможность отблагодарить Руслану за доброту я точно не могла. И мне было плевать, что он подумает обо мне как о хозяйке очага. Пускай критикует за беспорядок. Быть швеей и при этом не помочь зашить манжет на мужской рубашке — это свинство с моей стороны. Натуральнейшее свинство. Ведь он этого сделать не может, а я вот напротив — могу. Редкий случай. Надо пользоваться.

— Подожди, я сниму туфли.

Он воспитанно присел на корточки и стал развязывать шнурки на черных лаковых туфлях. Возле грязных и потертых Роминых кроссовок эти туфли выглядели, словно музейный экспонат. Ну или как минимум новый мерс возле видавшего виды запорожца.

Блин блинский! Возле Роминых кроссовок!

Хоть бы он ничего не заметил и не стал мне задавать неудобные вопросы. Ромка сейчас дома, но делает уроки. Дверь закрыта, но обувь в коридоре. Значит, он покушал, с кухни пахнет разогретой гречкой. Кроссовки на коврике, портфеля нет. В общем, буду надеяться, что сына не выбежит сейчас в гостиную с криками: "Мама, я сегодня получил пятерку по контрольной!"

— Руслан, не надо разуваться! Не надо! Заходи как есть, у меня все равно не убрано!

— Ну что ты. Как-то неловко. Я же в этой обуви в ангаре был. Половину нефтебазы оббегал. А теперь вот по квартире человеческой ходить в них буду, в этих туфлях.

— Да они же чистые… Я вон вообще на колесах заехала, а они у меня не снимаются.

Шутила как могла. Шутила и краснела. Ведь на самом деле это раскладушка для машины. Я ее на выход только беру. Дома у меня домашнее кресло. Но оно все равно сломано. И стоит аж в спальне. Господи, мысли скачут словно лошади по полю.

— Только, это… — снимал с себя Руслан пиджак. Попутно осматриваясь в моем логове. — Все эти пошивы и так далее — оно не займет много времени? Может, мне лучше рубашку дома постирать и завтра тебе привезти, когда она хоть чистой будет?

— Ты при мне стесняешься раздеться? Женских глаз стыдишься? — брала я быка за рога, сдувая с лица локон. А у самой уже просто чесались ручонки — взяться бы за эту рубашку да под машинку пустить. Пальцы свое дело знают. Это просто мой звездный час. — Если хочешь, я отвернусь. Раз ты стеснительный такой.

— Я? Стеснительный?

— Снимай тогда.

— Легко…

Он без лишних разговоров снял пиджак, повесил его на спинку стула. Затем расстегнул одну запонку, на левом рукаве. Положил ее на стол, сверкая голубым аквамарином. Потом точно так же поступил со вторым манжетом: расстегнул на нем запонку, положил ее к первой. А я молча сидела и смотрела. Было приятно это наблюдать. Как будто прелюдия перед основным блюдом. Как будто это стриптиз, и сейчас начнется главное представление.