Я возьму твою дочь
Шрифт:
– Ты слышишь, как поют птицы? – спросил он Ингрид. – Невероятно, какой концерт они устроили в кипарисах!
– Энгельберт, прошу тебя, я еще сплю, – зевнула Ингрид и повернулась на бок.
Она посмотрела на будильник. Половина седьмого. Боже мой, как рано! Она, не собиралась вставать раньше восьми.
Энгельберт поднялся и подошел кокну. Оперся о подоконник и посмотрел на улицу.
– Прекрасно, – пробормотал он, – какой день!
Сейчас он напоминал гориллу, которая добродушно что-то рассматривает.
«Какой у него широкий крестец! – подумала Ингрид. –
Поначалу Энгельберт казался себе дряхлым и глупым, когда в обществе преимущественно пожилых дам преодолевал утреннюю дистанцию, но потом заметил, что занятия идут ему на пользу. Значительно улучшилось самочувствие, давление упало, сердечно-сосудистая система пришла в порядок. И в дни, когда он по утрам занимался плаванием, его работоспособность была намного выше.
Лежать в постели больше не имело смысла. Ингрид встала и надела халат.
– Я приготовлю кофе. А потом приму душ.
Ходить босиком по прохладным терракотовым плиткам было приятно. Она включила эспрессо-машину и исчезла в ванной.
Энгельберт вышел на террасу и раскинул руки. «Никакая сила не заставит меня покинуть сегодня этот чудный уголок! – мысленно поклялся он. – Не поеду я ни в какой город, не буду ничего смотреть и не хочу ничего покупать. Буду просто сидеть на террасе и наслаждаться жизнью».
– Ничего не поделаешь, придется ехать в долину, – сказала Ингрид за завтраком. – Нам нужны яйца, молоко, да и салат в холодильнике уже никуда не годится. И еще кое-что на обед. Никаких проблем, ты можешь со мной не ездить. Оставайся возле бассейна и займись гимнастикой.
– Да, хорошо, – пробормотал Энгельберт, – я остаюсь. Пожалуйста, привези мне немецкую газету.
– Какую?
– Да все равно. Какую-нибудь.
Ингрид убрала посуду после завтрака в посудомоечную машину, поставила молоко, маргарин, варенье и сыр в холодильник, вытерла стол и плиту, потом взяла в руки сумочку.
– Пока!
Она чмокнула мужа в щеку и направилась к машине. Энгельберт услышал шум двигателя, когда она тронулась с места, и порадовался, что у него будет два-три часа покоя.
В десять минут десятого позвонил доктор Кернер. Йонатан как раз сидел с Софией за завтраком и пил уже четвертую чашку кофе. Аппетита у него не было.
– Что, желудок все еще болит? – осторожно спросила София.
– Мне кажется, да.
– Тогда тебе нужно пить чай, а не кофе. И, может быть, съесть сухарик.
Звонок телефона помешал Йонатану ответить.
– Доброе утро! – сказал Энгельберт. – Мне неловко беспокоить вас так рано, но у нас нет воды. Ни в кухне, ни в ванной, нигде. Ни капли. Моя жена утром без всяких проблем приняла душ, а сейчас tabula rasa. [58] Niente. [59] – Он засмеялся. – Ингрид уехала за покупками, а я собрался в душ, и хорошо, что хотя бы не намылился.
– Сейчас приду. Буду через две минуты.
58
Чистый
59
Ничего (итал.).
– Очень мило с вашей стороны. Спасибо.
Энгельберт положил трубку.
Йонатан встал.
– У них проблемы с водой, я этим займусь.
София кивнула и обхватила ладонями чашку, словно, несмотря на жару, хотела согреть руки.
Когда он шел через луг к вилле, она снова заговорила с ним:
«ВОТ ВИДИШЬ. СУДЬБА БЛАГОСКЛОННА К ТЕБЕ».
Он услышал песню через открытое на террасу окно.
«Time to say goodbye».
Странный зуд прошел по телу Йонатана. Ему стало настолько плохо, что пришлось остановиться. Перед глазами у него все плыло. Он испугался, что упадет, и прислонился к стене.
– Пожалуйста, заходите, – услышал он слова Энгельберта.
У Йонатана было ощущение, что он двигается, словно марионетка. Подвешенная за нитки и управляемая кем-то чужим. Голос Энгельберта доносился до него, словно через вату: глухо, отдаленно и растянуто, как в замедленной записи.
Энгельберт как раз поднимался по каменной лестнице от бассейна и остановился на верхней ступеньке.
– Доброе утро, господин Валентини! Вам уже лучше? Хорошо, что вы пришли.
– Да, мне уже лучше, спасибо.
У Йонатана появился кислый привкус во рту, и он почувствовал, что его тело словно свело судорогой.
«Io con te», [60] – пел Бочелли.
– Вы вчера явно чувствовали себя не в своей тарелке, – сказал Энгельберт. – Во всяком случае, у нас с женой сложилось такое впечатление. Вы знаете, герр Валентини, я еще долго думал о нашем разговоре. Когда мы говорили о дружбе и обо всем таком. Я верю, что некоторые люди встречаются друг с другом по воле рока. Вот вы вчера вечером упомянули о той молодой женщине… Это тоже не дает мне покоя, потому что кажется несправедливым, что ее жизнь оборвалась так рано, но иногда судьба просто берет рубанок в руки, и тогда щепки летят!
60
Я с тобой (итал.).
«Что? – мысленно закричал Йонатан. – Что ты имеешь в виду, задница? Моей дочери просто не повезло, она просто оказалась одной из «щепок»?»
«СЕЙЧАС!»
Йонатан посмотрел на судью взглядом, исполненным ненависти. Его лицо исказилось от ярости, и он изо всех сил толкнул его.
Энгельберту не за что было ухватиться, и он упал навзничь.
Лестница была сложена из грубого природного камня, с высокими ступеньками с острыми краями. С ее левой стороны, обращенной к лужайке, перил не было, а с правой невысокая каменная кладка обрамляла клумбу с розами, круто уходившую вниз между верхней и нижней террасами.