Я возьму твою дочь
Шрифт:
– Вечером накануне его смерти мы ужинали вместе. Он говорил, что вам предложили сказочно выгодную работу. Он гордился вами.
Тобиас польщенно кивнул, хотя ему и не хотелось касаться этой темы.
– Значит, вы адвокат? По вопросам экономической преступности?
– Да.
– Интересно.
Йонатан мысленно вздохнул. Этот Тобиас был крепким орешком. Его будет трудно вызвать на легкий, ни к чему не обязывающий разговор. А может, он вообще не способен на это.
– Давайте, – предпринял он новую попытку, – выпьем по
– Нет, конечно, нет. – Он наклонился к Йонатану. – Ей нельзя пить. Дело в том, что она беременна.
– Значит, одной причиной больше. – Йонатан кивком подозвал официантку. – Пожалуйста, принесите нам два бокала шампанского.
Та молча кивнула.
– И когда же срок?
– В конце января, около двадцатого.
У Йонатана перехватило дыхание. План созрел буквально за пару секунд. Он принял решение.
– У моей жены срок тоже где-то около Рождества, – быстро сказал он. – Рождественский ребенок!
– Как? – Тобиас улыбнулся. – Ваша жена тоже беременна?
– Да! – просиял Йонатан.
– Это же великолепно!
Официантка принесла два бокала.
– Давайте же выпьем за наших, надеюсь, здоровых детей!
Они чокнулись.
– Ингрид рассказывала о вашей вилле. Она, должно быть, великолепна! Мы, возможно, когда-нибудь заедем к вам и проведем там пару дней отпуска!
– Вы всегда будете желанными гостями!
«БРАВО, ПАПОЧКА!»
Леония вернулась назад.
– Твой отец очень устал, Тоби. Может, пойдешь к нему?
– Да, хорошо. – Тобиас встал и вытащил из нагрудного кармана визитную карточку. – Это наш адрес и номер телефона. Если у вас когда-нибудь окажутся дела в Гамбурге, загляните к нам в Буххольц. Я буду рад.
– Спасибо. Очень приятно!
Тобиас подал ему руку. Йонатана это удивило, поскольку он думал, что тот еще вернется за стол. Но потом он и думать об этом забыл.
У него в кармане лежала визитная карточка. Он потрогал ее пальцами, и ему стало ясно, что этот маленький лист картона, вероятно, является самым важным из того, что побывало у него в руках за последние годы.
29
В церкви было очень холодно. Дон Лоренсо специально надел нижнее белье, сапоги на меху и толстую спортивную куртку с капюшоном, которую обычно надевал на полевые работы, но, несмотря на это, сильно замерз. Епитрахиль лилового цвета он накинул сверху на спортивную куртку. Ясно, что его одеяние выглядит более чем странно, но в исповедальне было темно. Ему не нужно было думать о том, смущает ли это кого-нибудь, потому что он был один. Как и почти каждую субботу, после обеда он сидел здесь в темноте и холоде, но сюда редко кто заходил. Непосредственно перед Рождеством и Пасхой на исповедь заходила пара женщин, и он спрашивал себя зачем. У них вряд ли была возможность согрешить. Одна из них пожелала соседке в пылу спора всяческих
Он растирал руки и пытался двигать пальцами ног, чтобы согреться, но ничего не помогало. «Надо сказать Тициано, чтобы он принес в исповедальню небольшую лампу. Тогда я смогу здесь читать. По крайней мере, не буду терять время понапрасну», – решил он. И вспомнил, что надо еще вывезти засохшее дерево из леса и вырубить вереск на южном склоне, том, что в направлении Берарденги. Там было три гектара, а на это потребуется время. До марта нужно справиться, потому что он хотел посадить виноградник и обрезать оливы. Триста деревьев. Безбожно много работы. Как у язычников.
Дон Лоренсо улыбнулся, когда до него дошел смысл этих слов. Он был человеком божиим, но у него постоянно была «безбожная работа». Но вместо того чтобы вкалывать сейчас в лесу или хотя бы делать работу, всегда приносившую ему глубокое удовлетворение, он просто сидел тут без дела.
Он поднес часы к глазам и попытался в темноте различить циферблат. Еще четверть часа.
«Боже, я сейчас уйду! – взмолился он. – Я больше не выдержу, меня это выводит из себя. Все равно ведь никто не приходит. Сейчас я закрою церковь и приму горячую ванну. Это еженедельное время исповеди в холодной как лед церкви было не самой лучшей Твоей идеей, если мне будет позволено так выразиться».
Дон Лоренсо уже хотел снять епитрахиль, когда услышал, что дверь церкви заскрипела. Он едва сдержал крепкое ругательство, вздохнул и застыл на деревянном табурете. То, что Бог так быстро среагировал на критику, страшно его удивило.
Как только женщина вошла в исповедальню, он почувствовал, какой нежной и молодой она была. Это было необычно. Он уже не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то из молодых людей приходил на исповедь.
– Salve, – прошептала она.
– Да пребудет Господь Бог с тобой, – ответил он, и она сказала:
– И с твоим духом.
Голова ее была закутана шерстяным платком, глаза закрыты. Однако, несмотря на темноту, ее красота не укрылась от него.
– Говори, – начал он, – чем отягощена твоя душа?
– Я пришла не для того, чтобы исповедоваться, – сказала она тихо, – я пришла, потому что у меня на этом свете нет ни одного человека, с которым я могла бы поговорить.
– Но ты же так молода. У тебя нет друзей?
– Нет.
– А муж?
– Есть. Вы сами обвенчали нас четыре года назад. Это была очень красивая свадьба.
Постепенно до дона Лоренсо дошло, кто сидит перед ним. Слепая невеста, дочь той бессовестной женщины из Ла Пассереллы. София. Никогда в жизни он не забудет эту свадьбу.
– А почему ты не поговоришь со своим мужем?
– Он является частью проблемы. Или, скорее, он сам и является проблемой.
Она смущенно откашлялась.
– Все, что ты скажешь, я закрою в своем сердце, – успокоил он.