Я всё равно тебя добьюсь
Шрифт:
– Лучше не давать им клички. И не привязываться, – Паулина забирает у меня пушистика, усаживая в клетку и запирая засов. – Потом сложнее убивать.
– Не, я знал, что в тихом омуте и не такое водится, но… – аж присвистываю. А этой морде хоть бы что. Пошёл трескать. Дурила. – Зашибись, я влюбился в маньячку.
– Разочарован?
– Не дождёшься. Но Роджера я тебе не отдам. Заберу с собой. Будет компания Софкиной Мусе.
Блин, я ж его на руках держал! Как теперь отдать на растерзание? Остальных тоже жалко, но к ним я хоть не успел прикипеть.
– Запакую с бантиком прямо сегодня, если уедешь.
– Заманчиво, но попытка не засчитана.
– Нечаев, вот чего ты такой упрямый? Не трать время понапрасну.
– Потому что, что?
– Потому что у меня есть другой.
– Тю. Я уж было думал, ты что поинтереснее придумала.
– Блин, Нечаев, – обожаю когда Пуля злится: это особенно привлекательное зрелище. Такая смешная, но грозная. Все считают её спокойным удавом, которого невозможно вывести из себя, но это лишь потому что не знают, какие кнопочки надо нажимать. Сия тайна известна только мне. – У меня есть жених. Я выхожу замуж. Где и что конкретно тебе непонятно в этих словах?
– Жених-то? Да где этот твой жених? Он сам-то вообще в курсе, что у тебя есть?
– Жених рядом, – слышу за спиной чужой мужской голос. – И вполне себе в курсе.
Поворачивать на пятках к молодому парню в военной форме. По две звезды на погонах. Лейтенант.
– А ты ещё кто?
– Как кто? Жених.
О, как.
– А я люблю военных, красивых, здоровенных, – напевая известную всем доисторическую песенку, которую очень любят ставить девчата в Тик Токе, хмыкаю, разглядывая причину всех моих бед.
Ну, в целом, мотивчик подходит. Не урод. Высокий, чутка даже повыше меня, хотя я метр девяносто. Но по размаху плеч мы одинаковы. И очевидно, что немного старше. Не знаю, годика на четыре. Выправка, стандартная стрижечка, форма, взгляд, которым он меня смерил – сразу видно намуштрованного чувака без чувства юмора.
– Забавно. А я почему-то думал, что ты по девушкам, – нейтрально замечают. Ну, говорю ж. Юмор – дырка от бублика.
– Исключительно по ним. Особенно конкретно по одной, – многозначительный кивок на Пулю, которая стоит между нами натянутая как тетива. Спорим, она неоднократно представляла этот момент в своей голове, проигрывая самые разные сценарии?
– Знаю, наслышан. Тимофей, верно ведь?
– Верно. А вас, стало быть, величают…?
– Александр.
– Ага. Санёк, значит. Так вот ты какой – жених. Сказал бы, что приятно познакомиться, но не буду лицемерить. Без обид.
– Какие обиды, – Паулину жестом подзывают к себе, коротко целуя в щеку. Место мне моё указывает? Типа, ля, видал как я могу? А ты так не можешь.
– Колись, скрывала своего принца, потому что боялась, что уведут? – это уже ехидно спрашиваю у Демидовой. – А мы были уверены, что он у тебя просто дрыщ очкастый и прыщавый. Вот и стыдишься показывать, – кидаю небрежную отмашку женишку. – Без обид.
– Что ты, мне даже лестно. Ты продолжай.
Ага. Нет, всё не так плохо. Юмора нет, зато сарказм в наличии. Но на самом деле дико тупо получается как-то. Последние несколько месяцев у меня была лишь одна мысль – при первой встрече без предисловий зарядить ему с вертухи. Не просто так же столько лет на дзюдо в отрочестве убил, должна и польза быть.
И вот она, первая встреча. А мы стоим и мило воркуем, обмениваясь колкостями. Втащить? Вообще без базара, чисто для профилактики… особенно когда он собственнически приобнимает её за талию.
Воздух сгущается, кулаки стискиваются. От Пули ничего не укрывается, она достаточно меня изучила, чтоб знать когда подходит точка кипения. Ёрзает на месте и одними губами умоляет не совершать глупостей.
Глупостей – это расхреначить его рожу об забор? Очень хочу. Не передать как хочу. Мысленно уже накидываю варианты: насколько болезненно всё проделать и со скольки ударов уложить. С учётом того, что Саня тоже в неплохой физической форме, это не так просто, но…
Если сорвусь, могу окончательно и безвозвратно её потерять. Поэтому всё что могу – подавить рвущуюся агрессию, считая в уме до пяти. Но лишь только "на семь" сжатые зубы перестают скрипеть от трения.
Облегчение на лице Паулины проносится стремительной волной. Жених же даже глазом не моргнул. Хотя, готов поспорить, наш невербальный диалог не остался незамеченным.
– Давно приехал? – сглаживая затянувшееся молчание спрашивает Демидова у Санька. – Ты говорил, завтра.
– Только с поезда. Получилось раньше вырваться. Проводить бабулю-то надо, раз не смог при жизни попрощаться. До кладбища хочу доехать.
Эм. Баб Клава его чтоль, получается?
– Хочешь, вместе?
– Обязательно. Ты не против, надеюсь? – последний вопрос, сквозящий иронией, уже предназначается мне.
– Я на тачке, могу подбросить.
Санёк награждает меня снисходительной улыбочкой.
– То дела семейные, посторонние нежелательны. Без обид, – теперь уже небрежно отмахиваются мне. Говнюк, вернул должок. – Ещё свидимся.
– Свидимся-свидимся, – цежу тихо, провожая их удаляющиеся к калитке спины. Только это и остаётся, пока изнутри меня всего скручивает в морской узел от досады и злости.
Возвращаюсь на строящуюся террасу, слыша как Пулин отец перехватывает новоприбывшего, чтобы поздороваться и, не имея альтернатив, выплёскиваю всё раздражение на гвоздях.
Те кривятся после первого же удара, но я продолжаю лупить по ним со всей силы, доводя до такого состояния, что они становятся окончательно бесполезными и не подлежащими восстановлению.
Как удачно, что угол дома и высокая кустарная изгородь закрывает меня ото всех. Чтоб не видели как кроет.
– Пальцы побереги, – теперь видят. Вернувшийся батя с толикой сочувствия поглядывает на всё это безобразие. – Рюмашку опрокинуть нет желания? Самогон не предлагаю, а то потом не оклемаешься, но водочки плеснуть могу. Расслабиться. Только чтоб без пьяных сцен и дебоширства, а то выгоню.