Я всё равно тебя добьюсь
Шрифт:
– Не слушай и ешь. Добавки положить? – маман Паулины его прямая противоположность: миниатюрная, худенькая и хрупкая. И не запущенная.
В смысле, видно, что ухаживающая за собой. Причёска старательно уложенная, а не гулька наспех, одежда чистенькая, выглаженная. А то я как успел заметить народ здесь сильно не заморачивается – спокойно в старье заношенном ходит.
– Буду признателен.
– Я ж говорю, не прокормишь, – как его, Вячеслав… Апп… Ап-по-ли-на-рие-вич. Тьфу, без стакана не выговоришь. Зато вопрос: какого фига дочку окрестили так заковыристо отпадает за
Короче, этот Аппо… линари… ай, хрен с ним, будет просто батя. Так вот, батя сидит напротив, сканируя меня подобно рентгеновскому аппарату. Неуютненько.
– Ради вселенской справедливости замечу, что я и сам себя прекрасно прокармливаю. Не волнуйтесь, компенсирую. Вам деньгами или продуктами?
– Не говори ерунду. Растущему организму нужна энергия. А ты – помолчи, – сердито шикает супруга на мужа.
– А я-то чё? Это так, к слову. Пусть лопает.
Я и лопаю. То ли голодный, то ли просто в охотку, но уплетаю уже вторую порцию мясного гуляша. Наша хаусовская повариха готовит, конечно, более изысканные блюда, но и эти, простенькие домашние – пальчики оближешь.
– Вкусно, – уже с трудом дожёвываю последний кусок. – Только жестковато. Говядина?
– Крольчатина.
– Круто, – подлива вымакивается хлебом, оставляя после себя идеальную чистоту. Откидываюсь на спинке стула и только тогда понимаю, что конкретно так обожрался. – Спасибо. От души прям.
– Всё? Закончил? – Пуля тоже всё это время с нами. Стоит, опираясь своим хорошеньким задом на столешницу и скрестив руки на груди. Суровая надзирательница. – Теперь уедешь домой?
– А это что, был такой подкуп?
– Вроде того. Чтоб сил хватило педальки нажимать.
– Надо ж предупреждать о таких вещах. В любом случае, неа. Взятка не принимается.
– То есть, не уедешь?
– Я уже сказал – нет. У вас тут койку-место никто туристам в аренду не сдаёт? Или реально хотя бы палатку?
Усталый шлепок ладонью по лицу и просящий взгляд на родителей – на её реакцию любо-дорого смотреть. Такая забавная.
– Сделайте что-нибудь, пожалуйста.
О, в ход пошла помощь зала.
– Например? – интересуется батя. – Выгнать за шкирман? Запросто. Могу и пендаля отвесить для ускорения.
– Выгоняйте, – насмешливо отмахиваюсь, хотя перспектива не радует. – На крайняк, сам уйду. Но не уеду.
– Даже если ружьё принесу?
– Да хоть базуку. Я вашу дочь люблю и, если она за кого и выйдет замуж – так это за меня. Точка.
– А её спросить не надо, за кого она хочет?
– А вы недельку меня потерпите, сами увидите – за кого.
– Неделю, говоришь? Хм… – а батя-то призадумался. Сейчас что, решается моя судьба? Опа, боязненько как-то. Секунда. Две. Три… – Так, мать, – кивок жене. – Выдай товарищу спецодежду, а то ж ухайдокает свои модные рваные джинсы, – вставая с места, опасно скрипя ножками стула, дают мне отмашку следовать за ним. – Пошли, Ромео.
– Куда?
Убивать что ль собрались?
– Кто не работает – тот не ест, слышал поговорку? Будешь отрабатывать крышу над головой. Поселим тебя в баньке, там диван есть. Допотопный, но перекантоваться можно.
– Это шутка?! – прям слышу как челюсть Пули теряется на полу.
– Ну, а чё? Он вроде не доходяга, справится с тяжёлой работой. А нам руки нужны. Я один не управлюсь к твоей свадьбе… Хоть с кем-нибудь.
– Слышала? – довольным нашкодившим котярой пролетаю мимо неё, чмокая в нос. – Хоть с кем-нибудь. Я первый в очереди! – в предвкушении потираю ладошки. Раз не пускают в сердечко по прямой, пойдём обходными путями: закорешимся с её предками. – Что делать надо?
– Переоденься, говорю. Жалко тряпки.
Маман, Инга Максимовна, послушно топает в соседнюю с кухней комнатушку и возвращается со старыми трениками и повидавшей виды майку со следами… что это, строительная пена?
Мда. Эх, чего уж. В данный момент воротить нос невыгодно: коннект выстраивается.
– Вас там, в Москве, как на скотобойне клеймят? – прицыкивает батя, разглядывая мои татухи, когда я послушно стаскиваю с себя белую футболку. – Одна намалевалась, я чуть в обморок не упал когда увидел, – кивок на дочь, у которой на спине под туникой прячется изображение павлина. Я подогнал эскиз и мастера своего, кстати. – Второй как ходячая раскраска…
Ясно-понятно. Здешние жители определённо не ценят современное искусство, слишком пропитанные замшелыми стереотипами. Мало стесняясь, раздеваюсь при всех до трусов, облачаясь в новый прикид. Ну а что? Пускай товар во всей красе оценят. Благо похвастаться есть чем.
Эм, если что я про общую физическую форму, а не про то, что вы там подумали…
Штаны, видимо, батины. Коленки вытянуты и велики мне размера на три. Приходится до упора затянуть шнуровку, чтоб не слетали. Верх тоже балахоном висит. Капец. Меньше минуты требуется, чтобы превратить городскую восходящую звезду музыкальной индустрии в местного алкаша со стажем. Только бутылки и не хватает.
– Я готов.
– Ну так пошли.
Выходим через узкий коридор на улицу, оставляя изумлённую Паулину, только и способную открывать свой ротик подобно рыбке.
Домик небольшой, второй этаж уже как чердачный, на скос уходит, да и на первом особо не разгуляешься. Метраж небольшой, кухня так вообще крохотная, одна громоздкая каменная печь съедает половину пространства. Но большой обеденный стол каким-то чудом уместился, даже пройти вдоль него можно. Правда бочком.
Плюс – большие окна, дающие много света, потому что всё в дереве. Абсолютно всё. Отделка из брусьев вместо обоев, балки над головой вместо побелки. Лестница. Полы. При этом всё свежее, видно, что недавно лакированное.
Мебель, кстати, тоже нормальная. Не допотопная. То есть ремонт делался, но на евростандарты никто не заморачивался, оставляя аутентичную стилистику загородного быта. С одной стороны, скромно, с другой – какой-то особый шарм в этом определённо присутствует.
На улице тоже стройка полным ходом. Территория большая, но пустых зон нет. В дальней части крытые теплицы натыканы и грядки в рядочек, чуть ближе курятник новенький красуется. Видно, что новёхонький: ярко-красный, на белых ножках. Краска яркая, ещё не успела выгореть.