Я всемогущий
Шрифт:
Моя собеседница смотрела на меня, как ребёнок, которому вот-вот расскажут захватывающую сказку и который уже готов удивляться.
— Кто я?.. Знаешь, это сложно рассказать… Непонятно даже с чего начинать…
— А ты начни с чего угодно. Главное — начать, а потом история сама постепенно сложится.
— Наверное, начать нужно с тополиного пуха…
— С пуха? — Катя засмеялась, а потом прикрыла ладошкой рот, показывая, что слушает меня.
— Хотя нет, при чём здесь тополиный пух? Ты знаешь, ещё сегодня утром я летел в самолёте из Питера. Хотя, кажется,
— Нет, — Катя пожала плечами. — Зачем он мне?
— Интернет? Радио, наконец?
Девушка помотала головой. Видимо, о судьбе моего рейса сегодня мне так и не удастся узнать. Подумаем об этом завтра.
Я махнул рукой и рассказал Кате о событиях сумасшедшего дня. Она издавала удивлённые возгласы, восхищённо восклицала или смеялась, когда я показывал, как кувыркался в воздухе с парашютом или демонстрировал в лицах милиционера на площади и тётку в кассе автовокзала.
Иногда мне кажется, что не бывает хороших или плохих рассказчиков — есть лишь хорошие или плохие слушатели.
Чай кончился, пузатая банка варенья была возвращена в холодильник. Катя умылась, переоделась в пижаму и расчёсывала волосы, расспрашивая о подробностях моих приключений. За окном горели ночные огни — уличные фонари, окна домов, фары редких машин.
— Люблю ночной город. Почему-то. — Я стоял и смотрел в окно. Зрелище успокаивало и настраивало на лирический лад.
Катя отложила расчёску и опёрлась о подоконник руками рядом со мной, уткнувшись носом в окно. Стекло перед её лицом запотело от дыхания.
Поддавшись внезапному порыву, я встал позади и осторожно охватил ладонями её плечи. Мы молча смотрели в окно. Где-то вдалеке простучал колёсами невидимый поезд.
Катя повернулась ко мне лицом и немного подалась вперёд, как бы сама собой оказавшись в кольце моих рук. В её глазах прыгали даже не искорки, а как будто маленькие чёртики.
— Ты знаешь, — она улыбалась, — а может быть, в том, что я тебя позвала, в самом деле есть что-то такое? — Она выделила последнее слово и кивнула. Чёлка упрямо упала на её глаза. Катя глядела на меня сквозь волосы.
Я посмотрел на себя со стороны. Взрослый человек, в чужом городе, на ночной кухне обнимает едва знакомую девушку.
И неожиданно для себя самого я её поцеловал.
На подоконник сел воробей. Нетерпеливо потоптался по жестяной поверхности, посмотрел на меня сначала одним глазом, потом вторым.
Я осторожно, чтобы его не спугнуть, приоткрыл створку окна. Домашнее тепло ручьями потекло наружу, в ночь. Воробей подпрыгнул ближе и примостился на оконной раме — посредине между комнатой и улицей.
— Ну что, серый? — негромко спросил я его. — Как там жизнь, за окном?
Воробей переступил с лапки на лапку и нахохлился.
— Прохладно, что ли? Ну так осень уже на носу, чего ты хотел?
Пичуга внимательно глядела на меня блестящим чёрным глазом, а я продолжал монолог:
— Скоро вот совсем холодно станет, снег выпадет, морозы ударят. Здесь как морозы у вас, серьёзные? Прятаться придётся, наверное? Пищу, опять же, искать, крошки всякие хлебные… Тяжёлая жизнь у вас, птиц. Но и понятная. Понятно, кто ты, откуда, куда и что делать нужно. — Я помедлил, задумался. — А мне вот давеча вопрос задали, кто я такой, а я и ответить-то на него толком не смог. Ну, родился, учился, работал — но это разве обо мне, про меня? Кто я такой, по сути? Зачем живу, для чего?
Воробей повернулся ко мне другим глазом, наклонил голову и вдруг произнёс:
— Хорошие вопросы. Но неужели ты хочешь, чтобы я тебе сейчас на них взял и ответил?
Я оторопело смотрел на него.
— Нет, наверняка не хочешь, — он отряхнулся, повернулся ко мне спиной и глянул из-за плеча: — Я полетел, закрывай окно.
Воробей легко спорхнул с подоконника и мгновенно исчез в темноте. Я ещё немного постоял у окна, потом закрыл его и проснулся.
— Во сколько у тебя автобус? — Катя хлопотала на кухне, укладывая для меня в пакет необъятные бутерброды. Моя одежда, ещё вчера безнадёжно грязная, выглядела как новенькая. На мои вялые протесты девушка внимания не обращала. Несмотря на короткий сон, в это раннее утро она выглядела выспавшейся и свежей, в то время как я сам себе напоминал сомнамбулу.
— В семь тридцать, — ответил я, сверившись с билетом. — Скоро уже надо выходить.
— Дорогу-то найдёшь? — Девушка с прищуром глянула на меня, потом рассмеялась. — Нет, лучше я тебя провожу.
Дворники неторопливо мели скопившийся за сутки мусор. Будничные люди спешили на работу. Собаки выгуливали на поводках сонных хозяев.
Мы вышли с запасом, благо и идти-то было всего ничего. Я рассматривал прохожих.
— «Вот и наступило то самое завтра, о котором я что-то слышал вчера…» — рассеянно пробормотал я.
— Это ты о чём? — Катя улыбалась дворовым кошкам. Кошки, впрочем, улыбки игнорировали.
— Песню одну вспомнил. Про то, как человек идёт рано утром по городу и разглядывает прохожих, которые куда-то спешат, в метро, на работу, в дорогу…
— Мне тоже нравится рано утром гулять по городу и смотреть на всё. Утром всегда есть надежда, что день будет замечательным. Правда, метро у нас нет. — Она засмеялась. — Ну, ты, наверное, это знаешь.
— Догадываюсь, — улыбнулся я.
— А мне нравится наш город. Он какой-то родной, что ли. Уютный. Свой такой. Насквозь. И Илья Муромец из наших мест, ты знаешь?
— Знаю. — Мне почему-то было легко общаться с этой девушкой. Постоянно хотелось улыбаться ей в ответ.
— Я вообще не люблю слишком людные места. Большие города. Была год назад в Москве — она мне не понравилась. Такое ощущение, что люди там живут как бы с надрывом, что ли.
— То есть ты так и хочешь всю жизнь прожить здесь, в своём городке?
Катя задумалась. Её лёгкая юбка колыхалась над щербатым асфальтом в такт шагам.
— Не знаю. Мне особенно-то не с чем сравнивать. — Она улыбнулась. — И ещё есть у меня мечта.