Я выбираю быть твоей
Шрифт:
Вот оно! Странное знание, что это именно то, что я искала, наполняет одновременно и удовлетворением и ужасом. А если так, то зачем? Что мне сделать? Пройти через неё? Тогда почему же так страшно? Раздираемая конфликтом интстинктов, я стою на месте, не в силах ни сделать шаг вперёд, ни попятиться назад.
Сестра удивлённо округляет глаза, всматривается обеспокоенно в моё лицо И что-то ей в нём не нравится, потому что она решительно шагает ко мне, намереваясь пройти под аркой. Я испугано дёргаюсь, пытаясь её остановить, но не успеваю. Васька спокойно проходит под сводом… и ничего не происходит.
— Соля, это уже ни в какие ворота не лезет. Я же не слепая и вижу, что с тобой что-то странное происходит. Это вот писец, как странно!!! — она машет рукой в сторону арки. — И ты ничего мне не говоришь. Почему? Не доверяешь мне? — спрашивает с горечью в голосе, заглядывая в глаза. — Что тебя тревожит? Чего ты боишься? Почему чудишь? Объясни мне наконец, я ведь люблю тебя. У меня никого больше нет, и я не могу спокойно смотреть, как ты себя изводишь.
Чувствую, как к горлу подкатывает горький ком. Каждое её слово бьёт меня наотмашь. И чувство вины грызёт не меньше той самой пустоты. Но как ей объяснить, если я сама запуталась страшно?
— Прости меня. Я просто не знаю, что тебе говорить. Я не знаю, что со мной происходит. Всё перевернулось с ног на голову, и я уже не уверена, не сошла ли с ума, не стала ли… — сглатываю нервно, качая головой, боясь признавать. — Как мама.
Васька сжимает губы, стремительно подходит ко мне и просто обнимает.
— Расскажи мне. Мы же всегда были друг за друга. Вдвоём.
Она права. И я не должна была забывать об этом, погрязая в собственных страхах. И прятаться больше нет смысла. Мой рассказ получается не особо длинным. Я всё равно не в силах ни передать, ни объяснить, насколько не принадлежу себе в последнее время. Насколько я — не я. Словно кто-то влез бесцеремонно в мою голову, перемешав там всё в полный винегрет, стерев часть воспоминаний, заменив естественные реакции и порывы навязанными, чужими, не моими. Но я пытаюсь подобрать слова. Так, чтобы она поверила. Не посчитала двинутой. И про свои сны тоже говорю. И про зов. И про ощущение, будто из меня выкачивают все силы, которые уже на пределе. В конце концов Васька ошарашенно отодвигается от меня и смотрит, словно ищет подтверждение моей разумности.
— Так ты хочешь сказать, что эта арка тебя позвала?
Я неуверенно киваю.
— И тебе кажется, что твоему ребенку она нужна зачем-то?
Откуда ж я знаю? Сейчас, когда адреналин моего сумасшедшего забега схлынул, мысли прояснились и вся бредовость ситуации особенно видна.
Но меня по-прежнему безумно тянет шагнуть под каменный свод. Словно что-то нашёптывает, манит, успокаивает. Васька ведь шагала. И ничего не произошло. И со мной ничего страшного не случится. Ну что здесь такого? Отстраняюсь от сестры и осторожно приближаюсь к пугающему меня сооружению. Прикладываю ладонь к шероховатому камню. Несмотря на холодный осенний воздух, он тёплый. И будто живой. Бросаю взгляд на другую сторону… Васька ведь шагала… Ничего не будет… Я сделаю это и успокоюсь… Всего лишь шагну. Мне ведь этого так безумно хочется.
Лишь пересекая черту, понимаю, что снова не контролирую себя, что мною снова управляет неизвестная сила. Дёргаюсь обратно, но уже поздно. Моё тело будто прорывает невидимую и обжигающую неестественным липким холодом плёнку. Сделав резкий испуганный вдох, шарахаюсь назад, но налетаю спиной на твёрдую преграду там, где ничего не должно было быть. В лёгкие врывается знакомый из снов опьяняющий воздух, отчего голова кружится ещё сильнее, и перед глазами до дурноты пляшут тёмные пятна. Но я всё равно вижу пред собой то, чего быть не может. Это другой лес. Старый. Тёмный. Чужой.
Хрипло вскрикнув, разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с перепуганными и шокированными глазами сестры. Она стоит буквально на расстоянии выдоха. Кажется, что руку протяни и коснёшься. Задыхаясь и неверяще тряся головой, я смотрю, как беззвучно открывается и закрывается её рот, как кривится в отчаянной ярости и страхе родное лицо, а сжатые кулаки раз за разом лупят по невидимой стене между нами.
— Вася, — всхлипываю, вскидывая руки, шаря ладонями про прозрачной преграде, чувствуя, как обжигает их холодом. Наваливаюсь на неё всем телом, надеясь прорваться обратно. Но меня отталкивает с такой силой, что я не удерживаюсь на ногах и шлёпаюсь на пятую точку, больно приложившись бедром об корягу. Низ живота сразу же отзывается ноющим чувством, заставив испуганно охнуть и обхватить себя руками. Только бы с малышом всё было в порядке.
А по ту сторону арки сестра прекращает бесполезные попытки пробиться вручную и теперь стоит, тяжело дыша и осматриваясь вокруг себя. Вот бросается куда-то в сторону и просто пропадает из виду, усугубляя ощущение нереальности происходящего, дикого контраста между тем, что здесь, и тем, что там.
Постанывая и пошатываясь, я неуклюже поднимаюсь на ноги, и тоже оглядываюсь по сторонам. Вокруг шумит лес. Вековые сосны и ещё какие-то деревья с необъятными стволами, редкий подлесок в основном из кустов похожих на можжевельник. Много мха. И рванный свет рассеянными лучами разбавляющий царящий вокруг полумрак. В нескольких метрах от меня вспархивает какая-то птица, что-то шуршит в сухих листьях, где-то в ветвях слышно хищное уханье. И на мозг угнетающе давит абсолютное всепоглощающее чувство, что нога человека тут может и не ступала никогда. Словно я одна тут на много-много километров вокруг. Но я ведь не одна. Этого не может быть. Не может ведь? Как это вообще возможно? Происходящее кажется безумным сном. Вот же она, арка. Стоит посреди этого леса, как стояла посреди нашего. Только я уже не в нашем.
Медленно, едва переставляя ноги, обхожу её по кругу. Ничего не меняется. И с другой стороны в проёме тоже мой родной… мир. Безумная догадка накрывает паникой. Нет. Это дико! Это нереально! Так не бывает! Я сейчас проснусь в своей кровати…
Там мелькает движение, снова появляется Вася, на этот раз с огромной палкой, похожей на копьё и со всей дури пытается вогнать его в разделившую нас преграду. И снова безрезультатно. Она с перекошенным залитым слезами лицом бьёт этой ломакой раз за разом, пока та не начинает крошиться в её руках. А потом упирается обессиленно в колоны по бокам и смотрит на меня. Смотрит и плачет. И я плачу. Страх раздирает душу. Сил едва хватает чтобы сделать ещё несколько шагов, остановиться напротив сестры и погладить кончиками пальцев грань, представляя, что касаюсь её лица.
— Прости меня, — шепчу, сглатывая колючие слёзы.
Она что-то говорит, упирается лбом в том месте, где я касаюсь. Как же так? Почему? Неужели я не вернусь? Должен быть способ! Должен! Если смогла пройти сюда, то смогу и обратно. Может надо просто подождать?
Колени подкашиваются, я просто сползаю вниз, не в силах больше ни стоять, ни шевелиться. Словно сделала свой последний рывок. Выполнила всё, что могла. Исчерпала себя.
Наверное, мне нельзя сидеть на холодной земле. Точно нельзя. Вялым сознанием я это понимаю. Но тело уже не слушается, превратившись в безвольную тряпочку. Я посижу. Посижу здесь. Касаясь преграды между нами. Может она исчезнет? Я подожду. Эта мысль пульсом бьётся в затуманенном мозгу, когда всё остальное уже теряет очертания и чёткость. Я подожду. И вернусь. Наверное.
Реальность вползает в сознание осторожно и лениво-медленно, словно боясь отторжения. Странно, но в моей голове больше не ощущается ничего лишнего. Никого лишнего. Я вернула себя. Кажется. Но какой ценой? Рука судорожно дёргается, пытаясь нащупать потерянное ощущение холодной грани. И не находит. Сквозь силу поворачиваю голову и задыхаюсь в отчаянии. Арки больше нет. Ничего нет. Только дремучий лес вокруг. Только зябкий и густой, как холодный кисель, воздух. Рыдания сдавливают грудь. Сухие, беспомощные. Надо встать. Надо шевелиться. Надо… что-то делать. Нельзя сдаваться. Я отвечаю не только за себя, но и за своего ребёнка. Если он тянул меня сюда, значит тут должно быть спасение от этой пожирающей изнутри опустошённости. Если нельзя вернуться сейчас, это не значит, что нельзя будет позже. Главное дожить.