Я выбираю солнце
Шрифт:
И понеслось, полетело: Золотая девочка, новое поколение русских импрессионистов, юная москвичка покоряет Европу. И только Андрюша знал истоки такой манеры. Изольда Павловна, с её размашистыми танцующими движениями рук у мольберта оказала настолько сильное влияние, что стала и фундаментом и мерилом в искусстве. Вместе с несвойственной подросткам философией об исчезновении людей за чертой невозврата, это образовало тот чудный сплав, собственный стиль Золотой девочки, о котором говорили и писали.
Эпитеты обрушились щедрой манной, кроме внезапной славы принеся и первые деньги. Один из новоявленных богатеев предложил за картину целых триста долларов, баснословная сумма по тем временам. В его кабинет на Басманной Злата пришла вместе с отцом, прижимая к себе художественную папку. Взволнованный отец не знал как вести себя с приглаженным, толстым дядькой с отвисшей губой. Он восседал за большим столом под российским флагом и двумя гербами. Покупатель одышливо поднялся навстречу и снизошёл лично потрепать гения по голове. Неприятно, ещё противнее стало, когда он снисходительно протянул папе пухлую руку с массивной печаткой на сарделечных пальцах и церемонно сказал:
– Московский дворянин Аксёнов Лев Эдуардович.
Белая рубаха его натянулась на толстом брюхе, перехваченном ремнём посредине. Верхняя часть оказалась намного больше и угрожающе нависала над нижней. Здоровяк папа, видимо, от смущения не рассчитал силу рукопожатия. Московский дворянин поморщился, затем потёр руку и провёл ею по прилизанным чёрным волосам. Папа смешался ещё больше и торопливо всучил завёрнутую картину. Лев Эдуардович развернул её, удовлетворённо кивнул и спросил как торговку на рынке:
– Что ещё, хозяюшка, продаёте?
Злате стало жаль своих работ неприятному типу, но пересилила себя и положила раскрытую папку на стол. Дворянин двумя пальцами небрежно перебрал акварели как грязное тряпьё, причмокнул губами и сказал:
– М-да…. Если будет ещё что-нибудь как «Солнце», приносите. Кто-то же должен открывать таланты в новой России.
Он громогласно расхохотался, снова погладил Злату по голове, как бедную сиротку, и вручил папе деньги.
– На личинку майского жука похож. В деревне таких навалом за сараем на навозной куче, – сказала она, когда вышли на улицу. Папа засмеялся: – Тонко подметила, сейчас этих насекомых развелось всех мастей. Не обращай внимания, дочь. Самое главное, за твои картины люди готовы платить.
– Так он же ничего не понимает!
– А ему зачем? Это называется инвестиции, на много лет вперёд капиталы формирует. Кто-то ему шепнул, что ты будущий Дега или Мане, он и поспешил. Жалко картину, если бы не деньги….
– Да я тебе сто штук нарисую!
– Конечно, только эта первая.
Отметили событие в Макдональдсе, Злата упросила. Многие одноклассники с пренебрежительностью козыряли походами в микро-Америку и ей тоже хотелось, просто до ужаса. Впервые в жизни попробовали гамбургер и картошку фри в бумажной упаковке, с изумлением смотрели на улыбчивый персонал в униформе, так не вязавшийся с нашими прибитыми жизнью грубыми тётками за прилавком. Принесли и бабе Рае домой, та попробовала, скривилась и сказала:
– О-о!.. Добра-то! Была бы корова да курочка – сварит и дурочка. Не велика наука, коли продукты есть.
Деньги эти помогли дотянуть до переломного момента. Как-то папа пришёл домой радостный, схватил дочь, взвалил на горбушку и закружился по залу, напевая:
– Всё хорошо, прекрасная маркиза! Всё хорошо, всё хорошо!
Она визжала, хохотала и была в сто крат счастливее отца, видя его в таком настроении. Причину не знала, но в доме появились деньги. Коробка от бритвы, в ней открыто лежали новенькие купюры, не иссякала как прежде и пополнялась папой регулярно. Хоть и бурчала баба Рая, в Макдональдс теперь ходили частенько, а походы в самое крутое кафе-мороженое «Баскин Роббинс» стали неотъемлемой частью воскресенья. И в деревню гостинцы возить стали, да все в ярких заграничных упаковках. Бабаня руками всплёскивала и прятала в сервант, берегла. Андрюше на день рождения они подарили пейджер, в жизнь пришла эра сообщений, декорируя её трогательной короткой росписью: «Добренько утречко, Рыжуха!», «Спокушки, Андрюшка»!
Глава шестая
Экзамены за седьмой класс Злата сдала «на ура», не уделяя им особого внимания. Краснопресненская художественная школа, в которую когда-то не прошла по конкурсу, теперь сама приглашала пополнить ряды юных дарований. Помимо этого, две её картины приобрёл коммерческий банк, в то время они вырастали как сорняки, и она поставила себе задачу: за лето писать как можно больше и заработать денег. Амбиции обуревали здоровые и честолюбивые – после окончания школы поступить в институт имени Сурикова.
На такой мажорной ноте Злата собрала пожитки, по традиции перебирались на лето в деревню. Папа должен был поменять баксы, он приносил их в пухленьких конвертах, даже маленький сейф купил. Прятал туда и говорил радостно: «на жизнь да на булавки». Прождали его до вечера, он вихрем влетел в дом, сунул по пачке денег Злате и бабе Рае, чмокнул дочь в нос и сказал:
– То ли ещё будет!
– Папка, обожаю тебя! – воскликнула она, обалдев от огромности суммы, и повисла у него на шее.
– Солнышко, с Бабаней поделись, – засмеялся отец, подхватил вещи и понеслись на Курский вокзал. Успели на последнюю электричку. Приехали затемно, а утром Злата поднялась и первым делом нанесла боевую раскраску. Американскую палетку на тридцать два цвета купила у Алёнки. Что для художника создать креативный образ? Да ерунда, как нечего делать, и она широкой кистью нанесла зелёные тени, чёрным карандашом подвела глаза, ресницы превратила в опахала. Губы жирно обвела коричневой помадой, помусолила их, выпятила вперёд, посмотрела – отпадно! С трудом пригладила непослушные локоны, собрала в высокий хвост на макушке, в нескольких местах перехватила цветными резинками. Натянула серую короткую юбочку и чёрный топик с принтом на тонких лямочках, огляделась ещё раз – Андрюша офигеет!
Выплыла на кухню с ног до головы крутой московской штучкой. Баб Мане, видимо, не с кем было посплетничать, она притащилась пораньше и обе бабки гоняли чаи.
– Здрась-ьте! Баб Мань, Андрюшка спит?
– Чур меня, на кого похожая? – спросила та, а затем ехидненько так: – Не ты, случаем, в «Спид-инфо» на обложке? Свисток-то намазала!
– Не я, – фыркнула Злата и отвернулась, связываться с бабкой не хотелось.
– Ладно тебе, – осадила сестру Бабаня. – Зачем такое непотребство читаешь?
– Да я ничего, просто так. Спит ещё, что ему делать-то?
– А-а, разбужу тогда, – кинула Злата и направилась к выходу.
– Поешь сначала, – вдогонку сказала Бабаня.
– Не-е, потом, с Андрюшкой.
Она вышла во двор и потянулась, глубоко вдохнув сладкий утренний воздух. Слепящее желтоватое солнце припекало, разбрызгивая повсюду ленивую деревенскую дрёму. Солнечные веснушки пробились сквозь листву старой вишни и обсыпали сарай. Возле него деловито разгуливали пёстрые куры и перламутрово-зелёные индоутки. Всё близкое и родное, целое лето впереди, столько планов и Андрюша рядом. А прямо перед глазами «Ирисы» Ван Гога, его она очень любила. Фиолетово-голубые, они густо тянулись вдоль сетки-рабицы, лоснились арлекинскими нарядами в окружении остроконечных листьев. И нужно бы сделать набросок, чтобы не упустить этот мягкий прозрачный свет над цветочными коронами.