Я выбираю солнце
Шрифт:
К тому же, в десять лет у Андрюши проснулся лекарский дар. С чего вдруг сия божья милость спустилась на него – неизвестно, в роду к медицине близко никто не подходил и даже не дышал в её сторону. Если только в городскую аптеку зайти, да медичка Настасья рыхлое ангинное горло посмотрит.
В школьной библиотеке ему случайно попалась на глаза книга «Справочник врача скорой и неотложной помощи». Невзрачная, в белом переплёте, с хрустящими ещё страницами. По всей вероятности, сроду никому не нужная, а вот Андрюше понадобилась позарез. Открыл однажды и утонул в плюснах, предплюснах, переломах и ушибах. Принялся лечить всех подряд – обеих бабок, кошек, собак, птиц, Злату. Она и стала его первым анатомическим манекеном и тренажёром для отработки наложения повязок. Все бинты в обоих домах поизвёл, то руку сестрёнке до плеча замотает, то ногу упакует по самый пах. Бабаня в первый раз как увидела на Злате белый марлевый чулок, чуть в обморок не сползла. Покачнулась и тяжело присела на табуретку, бессильно свесив руки с болтающейся поварёшкой.
– Чтой-то с тобой? – только и смогла продавить, с ужасом глядя на ковыляющую на несгибаемой ноге внучку.
– Андрюша двойной перелом зафсик… засикфи… р-ровал.
– К-какой перелом?
– Двой-ной! Бедра и колена… коленастопа, вот.
– А ну, иди сюда.
Бабаня потянула её за руку, поварёшка накренилась и бордово-масляный шлепок впечатался в домотканую дорожку, мгновенно расползаясь в тёмное пятно.
– Ба, ну как маленькая! Аккуратно надо, не руки, а крюки, – укоризненно покачала головой Злата, в точности передавая бабкины слова и манеру разговора, и распорядилась: – Компотику нам и печеньица, руку ещё лечить будем.
– До инфаркта доведёте со своими хворобами, – утомлённо вздохнула Бабаня, подбирая с пола ошмётки варёной капусты. – Никакого печеньица, доктора своего зови, обедать будем.
С животными сложнее. Соседский кот с обмороженными ушами повадился женихаться к Муське. Гроза окрестных кошаков, разбойник этот бросался в драку с потенциальными ухажёрами, отстаивая право на лапу и сердце зазнобы. Частенько рычащий и визжащий клубок катался в Бабанином дворе, котяра в кровь бился, бывало и сам огребал, но к пятнистой возлюбленной не подпускал никого. После недавней отчаянной стычки хромал на заднюю ногу, однако регулярно выныривал между потемневшими штакетинами забора. Его-то дети и поджидали, чтобы исцелить. Место засады облюбовали в зарослях величественной мальвы. Полдня отсидели среди выброшенных стрел с лиловыми, розовыми и белыми розетками. Обрывали цветы, слюнявили лепестки, клеили их на нос, на лоб, от запыленных шершавых листьев голые руки и ноги чесались нестерпимо, да и солнце жарило так, хоть блины на макушках пеки. Но пациента подкараулили и со всего маху накрыли старой Бабаниной курткой. Кот оказался бывалым, лечиться не хотел ни в какую, благим матом орал, брыкался, норовил улизнуть от медицинских процедур, но Андрюша крепко прижимал его к себе, а куртка и не такое на своём веку повидала.
– Сдох? – с тревогой спросила Злата, когда пациент подозрительно затих.
Доктор вручил ей спеленатого кота и осторожно сунул руку внутрь, за что и был незамедлительно оцарапан.
– Крепче держи! – рявкнул он, выуживая из недр куртки лапу с выпущенными когтями.
Перетрусившая ассистентка что есть мочи сдавила живой кулёк, пока Андрюша решительно накладывал повязку и шину из палочки. Еле успел, обезумевшая животина издала дикий вопль, выгнулась всем телом и опрометью рванула, спасая оставшиеся ноги. Видимо, кошачья любовь отошла на второй план, пациент на трёх лапах сиганул в кусты и скрылся на соседской стороне, волоча за собой белую культю. Кто уж потом её сдёрнул – неизвестно, но кот исчез на несколько дней, а когда объявился, то резво вышагивал на всех четырёх, вальяжно размахивая пушистым хвостом.
Андрюшины навыки в области медицины подкреплялись постоянной практикой. Оттачивались, шлифовались и, на удивление, к тринадцати годам он стал местным светилой в области хирургии, помогал в медпункте. Спокойно, основательно, без боязни и отвращения оказывал первую помощь односельчанам, уверенной рукой обрабатывал раны, перевязывал. Однажды во время уборочной у комбайнёра рука попала в молотилку, председательский сын Серёга влетел во двор с криками:
– Андрюха где?
– Чтой-то как заполошный? – спросила Бабаня, от мух завешивая дверь старым тюлем.
– Батя зовёт, там Макарова перерубило! Кровищ-щи!
– Осссподи…. Беда-то какая! А Настасья где?
– В Туле, за медикаментами уехала. У хахаля, видать, заночует.
– Ты-то куда лезешь? Грамотей!
– Не-е, батя сказал, матюкается. Так Андрюха где?
– Да на озере, поди, где ещё быть.
До приезда скорой Андрюша оставался рядом с пострадавшим. Аккуратно выровнял на подложенной доске повреждённую конечность, остановил кровотечение, умело затянув жгут. Ослаблял его, бдительно контролировал кровообращение и подбадривал посеревшего комбайнёра:
– Потерпите чуть-чуть, дядь Вась. Знаете, какие в медицине сложные случаи бывали? По кусочкам кости собирали, а у вас-то ничего страшного. Сейчас загипсуют и будет как новенькая.
Председатель сельсовета теребил в руках кепку да растерянно перетаптывался на месте, глухо бормоча:
– А если посинеет? Что тогда, а?.. Ребятишек у Васьки трое, без руки никак нельзя. Ты, Андрюх, того-этого…. Хужей чтоб не стало, гляди.
– Да не волнуйтесь, дядь Петь, полчаса ещё не прошло, – невозмутимо ответил Андрюша, в душе исходя страхом за настоящего пациента.
Пожилой врач со скорой оценил первую помощь и уважительно сказал:
– Ты, брат, не правнук Пирогова, случаем? Грамотно сработал, не придраться.
Сарафанное радио новость о происшествии разнесло быстро. Деревенские, кто не в поле, столпились у правления как на митинг. Давно перестали всем селом собираться, а тут такое событие! Перестроечная неразбериха, крах привычной системы, смена эпохи на фоне очередной денежной реформы – всё это на простых людях отразилось возрождением принципа «моя хата с краю». Растревоженный улей гудел, приплетая всё подряд, без разбору: Ельцина с Горбачёвым, сгоревшие деньги, гречку, которую сами выращивали всю жизнь, а теперь стоящую пол зарплаты за килограмм. Доллары, миллионы, инфляция – словами этими уже владели виртуозно, к месту и не к месту высказывая собственное мнение.
Злату, в силу возраста, непонятные споры озлобленных людей не интересовали. Замирая от волнения, ждала, когда выйдет Андрюша. Измаялась, исстрадалась, столько дум передумала. С Макаровскими детьми погодками они дружили, папу их жалко было, сможет ли брат спасти его от смерти? Почему-то именно так и представлялось – дядя Вася лежит неестественно бледный, а Андрюша делает ему искусственное дыхание. Вот с силой разжимает дяди Васины челюсти, щётка пшеничных усов топорщится, мешает, но Андрюша геройски набирает полную грудь воздуха и выдыхает больному в рот. Ах, да – ещё зажимает ему нос для герметичности. Теорию юный доктор знал хорошо, сто раз устно сдавал экзамен Злате. Она сверяла его ответы с книгой, а он никогда не ошибался, но практических занятий по реанимационным мероприятиям ни разу не было.
От переживаний в тревоге заходилось сердечко, руки нервно метались, не находя себе места, ногти незаметно изгрызались под корень. Подъехала скорая, через короткое время на крыльце появился на своих двоих дядя Вася с перемотанной рукой. Злата шумно всхлипнула – спас! Это Андрюша его спас! Он вышел вместе с толстеньким врачом и разговаривал с ним на равных, потом тот пожал ему руку, крепко, по-мужски.
Исчезло всё: толпа, лето, волнение, катаклизмы в стране. Злата во все глаза смотрела на брата и ничего не соображала, кроме того, что вот этот белобрысый, самый лучший, уверенный, спасающий людей уставший мальчик – её Андрюша. Только она знает все до одной его веснушки, обе макушки, закрученные в разные стороны, крошечную тёмную родинку под правой лопаткой. Знает, что вишню он обожает в любом виде, а когда «бомбочкой» с мостков прыгает в озеро, подтягивает колени к подбородку и прижимает их руками не просто так, как все пацаны, а группируется. Сам так сказал, специально делает, десантником хочет быть. Внезапное осознание придавило, испугало, ошеломило. Отстранённо слышала выкрики – молодец, Андрейка! Доктор наш, настоящий доктор!