Я выбираю солнце
Шрифт:
В то первое лето ещё один памятный случай был. Пятнистая Муська принесла троих котят и они с Андрюшей лазили под крыльцо посмотреть, погладить разномастных пушистиков. Кошка шипела, фыркала, а сама такая тощая стала, что Бабаня говорила удручённо:
– Всю высосали, всю.
И уж так жалко Муську, так жалко, решили её подкормить. А для худышек лучше всего козье молоко, это Злата хорошо усвоила.
– Пей без разговору, – сурово хмурилась Бабаня. – Вон, на брата глянь, крепенький, сбитенький, боровичок. А ты на кого похожая, а?.. Воробушек. Пей, пей, от
Хоть и противно, но пила, цедила сквозь зубы вязкую белую жидкость, пахнущую козой, чтобы как Андрюша быть.
Бабаня с баб Маней с утра стояли в очереди у магазина, прихватив с собой внуков. Тотального дефицита ещё не было, но сахар в вареничный сезон уже выдавали по спискам. Женщины толпились у деревянного домика, обмахивались сложенными газетами, лениво перекидывались деревенскими сплетнями. Жарко, муторно, пыльно в деревне. Солнце прилипчивое, поджаривает со всех стороне, спрятаться охота.
Дети сидели на бетонной приступочке, ковыряли палочками в спёкшейся от зноя грунтовой дороге. Запасаться сахаром дело ответственное, они это знали, как и странное слово «посписка» (по списку).
– Зинаида, – окликнула баб Маня толстую продавщицу. Та гремела здоровым амбарным замком, отворяя обшарпанную дверь сельпо. – По сколь сегодня?
– По пять, – не оборачиваясь, басовито ухнула Зинаида.
– Мои-то северяне послезавтра приедут, на их положено.
– Тёть Маш, разнарядка у меня. На мальца выдам, ни грамма больше.
– А кудай-то сахар весь подевался? – ехидно спросила баб Маня. Вероятно, она была одной из первых в стране, кто осмелился задавать такие вопросы. Бабаня шикнула на неё сердито.
– Поезжай в область там и спроси, – огрызнулась Зинаида, с силой потянув тяжёлую дверь.
– О, какая!.. Да, ладно, ладно тебе, – пошла на попятную баб Маня. – Андрюху-то отметь, маются на жаре.
Продавщица что-то пробубнила и вплыла в полумрак сельпо. Очередь, как пылесосом, втянулась следом.
– Всё, дуйте домой, – сжалилась Бабаня над детьми. – За руку, Андрюша, держи. Да не озорничайте там.
Они припустили со всех ног. Андрюша бегал быстро, Злата еле поспевала за ним, клещом уцепившись в мальчишескую ладонь. Торопились закачаться водой от пуза и в жаркой истоме завалиться на старую железную кровать под разлапистой яблоней. Бабаня целую миску печенья дала, с вечера напекла. Они-то взяли только по одной, остальное так и дожидалось на кровати, прикрытое полотенчиком. Нет ничего лучше в мире, чем хрустеть печенюшками, пальцем выковыривать нитки из узорчатого покрывала и задумчиво смотреть на небо сквозь перекрестье веток. Если повезёт, выхватить взглядом завитки облаков и наперебой сочинять «облачные сказки». Андрюша так придумал.
Муська грелась на солнышке вместе с выводком, развалилась на вытоптанном пятачке у крыльца. Котята прилепились к мамке и мягко переминали лапками проваленный животик. Дети присели рядом. Муська, видимо, была в хорошем настроении, глянула на них, снисходительно зажмурилась и отвернулась.
– Тощая, всю высосали, всю, – сокрушённо покачала головой Злата, копируя бабкины интонации и ладошкой оглаживая впалый кошачий бок.
– Молока ей надо.
– Ой! А я всё выпила.
– Сейчас подоим, неси ковшик.
Злата пулей метнулась в дом, схватила алюминиевый ковш и бегом назад. Коза у Бабани была серая, бокастая, с меланхоличными зелёными глазками и кочками маленьких рожек над крутым лбом. Своенравная, вёрткая и имя у неё странное – Марта. Злата побаивалась одна подходить к ней, только с Бабаней, ну а с Андрюшей-то не страшно.
Ничего не подозревающая Марта безмятежно паслась за домом на привязи, шустро ворочая челюстями. Подкрались, Андрюша похлопал по спине козочку: Хорошая, хорошая! И Злата осмелилась, провела ручкой по жёсткой шкурке: Хорошая, хорошая!
Сели на корточки возле козы, Андрюша подсунул ковшик и сказал:
– Я держать буду, а ты дои.
– За ти-итьки? – прыснула Злата, прикрыв рот ладошкой.
– За что ещё? Вымя это. Не видала, что ли, как Бабаня доит?
Покрасневший Андрюша задрал козе заднюю ногу, Злата перевела взгляд на болтающееся вымя, снова посмотрела на брата.
– Дои, чего сидишь?
Она с опаской ткнула в вымя пальчиком. На удивление, оно оказалось тёплым, мягким, с нежным пушком. Со всей силы дёрнула за тёмный сосок, Марта вздрогнула, но никаких молочных рек не выдала, ни одной капельки.
– Держи, только двумя руками, – сказал Андрюша.
Злата быстренько перебежала и примостилась позади козы, со страхом ухватилась за ногу. Марта почуяла неладное, не в курсе была, что Муськино здоровье напрямую зависит от неё. Попыталась высвободиться, мышцы напряглись, копытце замаячило перед Златкиными глазами. Страшно-то как! Сердечко ёкнуло, обвалилось куда-то в живот, и хотелось бежать подальше от этой ноги в серых волосках. Но нет, нет!.. Там же высосанная Муська, так нуждавшаяся в полезном молоке! Злата опасливо приподнялась, чтобы не видеть серый пенёчек, крепко вцепилась в козью ногу и старалась не смотреть, но глаза косились сами по себе. Андрюша двумя руками потянул за соски, и… бадамс! Марта взбрыкнула и копытом припечатала Златке в плечо. Она отлетела в высокую траву, рёв её взметнулся ввысь, туда, где одинокое лёгкое облачко принесло новую сказку. Но какие могут быть сказки, когда ты ревёшь белугой?
Андрюша приземлился рядышком, ободранные коленки утонули в пыльной зелени. Сквозь слёзы видела Злата васильковые глаза, огромные и круглые, загнутый виноватой скобочкой рот. Андрюша неуверенно погладил её руку и забормотал:
– Больно, да?.. Больно? Не плачь, не пла-ачь, Рыжуха….
Плечо ноет, себя, бедненькую, жаль, Муську тоже, Андрюшу жальче некуда, потому как его таинственное ухо опять пострадает. Хоть разорвись – кого жалеть сильнее?
Разумеется, от Бабани влетело. Андрюша до конца дня простоял в углу за сервантом, обмазанная вонючей мазью Злата пристроилась рядышком. Иногда она выбегала на кухню и быстренько возвращалась назад, в наказание. Украдкой подсовывала Андрюше печеньки.