Я забуду тебя завтра...
Шрифт:
— Ну Котёнок, как мне с тобой разговаривать, если ты реагируешь так ярко, м?
Я вытерла слёзы с глаз и поднялась выше, обнимая его за шею и целуя в щеку. Прижалась к ней своей и сказала единственное, что сейчас чувствовала и хотела.
— Я сделаю всё, чтобы сделать тебя счастливым, Илюш! — отстранилась, посмотрела ему в глаза, взяв лицо в ладони, и покачала головой. — Больше жизнь не будет к тебе жестока, обещаю! Никогда!
Он вдруг грустно улыбнулся и погладил меня по спине.
— Есть ещё кое-что, что тебе нужно знать. В четырнадцать мне сделали вазэктомию. Она не лечится спустя столько лет, и я не смогу дать
Я закачала головой, снова прижимаясь к его губам своими, и не очень женственно шмыгнула носом. Да, дети были моей мечтой, но полюбить я смогу и чужого ребенка как своего. Пусть я не совсем понимаю что такое вазэктомия, но в данный момент она меня не пугает.
— Это не важно. Когда мы решим обручиться, — уверенно заявила я, любуясь удивлением своего героя. А ведь он и правда герой. Война. Плен. Детство. Даже протез его не сломил! Настоящий герой! — мы сможем взять ребёнка из детского дома. Мальчика или девочку, а может, и мальчика и девочку, главное, чтобы ты был рядом со мной.
Мужчина улыбнулся, но грусть в глазах всё ещё была, и меня это печалило. Было что-то ещё очень важное, что ему не нравилось, а значит, не понравится и мне.
— В таком случае ты должна согласиться на операцию, Котёнок.
Я пару раз глупо моргнула, пытаясь уловить его мысль, но не могла.
— Какую операцию?
— Твоё сердце. Оно не в порядке.
Какое-то время я молчала, прикоснувшись к тонкому рубцу в центре грудной клетки, ощущая как руки Ильи переместились под халат, успокаивающе поглаживая меня уже по голой коже спины. За время нашего разговора мы сместились и я лежала уже у него на плече, но мужчина крепко удерживал наш телесный контакт. Ничего серьёзного — моя нога на нём, раскрытый наполовину халат, где видна малая часть моего тела. Казалось, Илья успокаивал себя, лаская моё тело лёгкими, еле ощутимыми прикосновениями или же успокаивал этим меня.
— Но ведь была операция, — пролепетала я, опуская взгляд на уродливый шрам, который я ненавидела. — Мне сказали что всё прошло успешно.
— Всё и было хорошо, Котёнок. Сердце стабильно работало, не перегружаясь даже занятиями балетом, но так было до того, как тебя похитили. Точнее сердце начало сдавать за два месяца до этого, а похищение всё усугубило.
А я так надеялась…
— И что с ним не так?
Илья провёл языком по нижней губе.
— Клапан снова не справляется с перекачкой крови и частично блокирует доступ кислорода к мозгу. По данным, что мне сегодня прислали, осталось четыре месяца, потом придётся переводить тебя на искусственное сердце, но у меня есть выход.
Я покачала головой, укладываясь Илье на плечо и обнимая его. Какое-то странное чувство потери уже начало меня поглощать.
— Повторная операция на том же клапане не даст тех же шансов, что и раньше.
— Верно. Но поможет полная пересадка органа. У меня уже есть подходящее, есть операционная и если ты позволишь я найду хирурга, который справится на ура.
В свои семь лет я чётко поняла что любая операция, это огромный риск и иногда даже не стоит её проводить. Но без неё у меня будет всего четыре месяца, а после ещё долго не выпустят из больницы, если я не соглашусь. А если соглашусь на неё, то могу умереть на операционном столе завтра, лишившись даже того
И я не знала что выбрать не только потому, что это сложно, но и потому, что мысль о скорой смерти вызвала шок. Я так радовалась что отделалась только переломами и потерей памяти, и что удача продолжила мне сопутствовать и дальше, как всё рухнуло под давление всего двух слов. Меня убивало собственное тело, и это стало ударом для меня.
— Я не знаю, — сдалась я под испытующим взором Ильи. — В детстве я не выбирала. За меня это сделали родители. И это так сложно.
Мужчина сместился в сторону и навис надо мной. Ладонь легла мне на шею, и палец начал поглаживать кожу на скуле.
— Нет ничего сложного, Котёнок. Есть ты и твоя жизнь. И только тебе решать что с ней делать, но хочу напомнить тебе об ответственности и за чужие жизни рядом с тобой.
Я нахмурилась, не понимая о чём он говорит, ведь у меня нет ни детей, ни даже собаки, а потом сообразила. Он имел в виду себя. Этот выбор сделал и он тоже, и сейчас вопрос только в том, способна ли я оставить его одного. И масштабность этой мысли поразила меня до глубины души! Илья действительно любит меня! Любит настолько, что готов эгоистично заставить меня согласиться на операцию и рискнуть использовать мизерный шанс на успех, лишь бы я была рядом! И пусть это выглядит жестоко, подло и неправильно, но я была благодарна ему за то, что он уже решил всё за меня. Решил, что я должна жить.
— Хорошо. Давай сделаем это.
Глава 32
Грешник
Месяц спустя
Найти стоящего врача оказалось проблематично. В наших лабораториях работали лучшие физики, химики, гемологи, даже есть чёртов палеонтолог, но ни одного хирурга. Да, многие умеют резать тела, но только в теории. На практике никто скальпель в руки не брал, а мне нужен был профессионал. Сердце моей девочки должны были заменить лучшие руки этого мира.
С каждым днём я всё больше погружался в поиски нужного мне человека, отодвигая текущие проблемы в штабе и клубах на задний план. Работа в бизнесе уже налажена, в документах комар носа не подточит, — Волков мне в этом помог, — а с Михайловым ребята и сами разберутся. У меня обязанность маленькая — поднимать на ноги раненых, возвращать с того света убитых. Мозговые штурмы по поводу ублюдков уже не моя забота, хотя раньше я принимал больше участия в поимке преступников, потому что всегда имел в этом свою выгоду. Разгребая дерьмо после «неудачного ареста» Кубрынина, я не только добивался безопасности своих друзей, но и конкурентов устронял, причём вполне легальными и законными способами.
Статус военнослужащего медика позволял мне не только иметь ещё одни выходы на получение особых разрешений для клубов, но и немного усмирял чувство справедливости. После поимки или утилизирования очередного урода вроде отца Миланы, я на короткое время считал, что мы действительно делаем наш мир лучше, но всегда вылезала какая-нибудь гниль. Чувство успеха в деле обязательно омрачал ублюдок с целой сетью туннелей под маленьким городом, где вовсю торговали телами детей. Женская или мужская проституция не вызывала во мне той бури ненависти как детская проституция, потому что сам когда-то был её частью, вырос среди этого дерьма, познал её с самого дна, и борьба с ней стала моей личной высшей целью.