Я знаю, кто убил Лору Палмер
Шрифт:
Лема могли убить. Ее кассеты могли сжечь. А весной убийства начнутся снова. Яна поставит палатку у маленького мостика, соединяющего сонные дворы с парком — убийце нравилось это место. Днем будет раздавать кассеты и продавать мороженое, а по ночам торговать цветами — георгинами и чайными розами, а еще фиалками и розмарином, для памяти.
Вдруг кто-то забудет, зачем они собрались.
Все равно она отмороженная, больная на голову дрянь, и этот способ заработать денег далеко не худший из тех, что она могла бы придумать.
— Ты опять плачешь, —
— А можно она из свиных ног, шампанского и шпрот мне нормальную жизнь сварит?!
— От Нового года чего-то такого обычно и ждут.
…
Володя пришел раньше всех — за три часа до полуночи. Он принес ей огромный букет бескомпромиссно разноцветных цветов, среди которых не было ни одного белого, новый кофейник и сумку с готовыми салатами. Яна поцеловала его в небритую щеку, а потом заметила, что букет искрится нерастаявшими снежинками. На алом георгине снега осталось больше всего. Володя забрал у нее букет и дохнул на цветок, растопив белое марево и оставив только кроваво-алый бархат лепестков и дрожащие капли воды.
Яна поставила букет в большую стеклянную банку и стянула прозрачную упаковочную бумагу так, чтобы она закрыла «вазу».
— Слушай, там стол на балконе стоит, мы его в прошлый раз по-моему сломали, — улыбнулась она. — Не посмотришь что с ним?
— Да без проблем, — легко согласился Володя.
Яна слышала, как на кухне фыркнул Лем. Но сейчас ей до того не было дела. Она быстро сунула затянутые пакетами тарелки и контейнеры с салатами в холодильник и пошла в гостиную, где включила телевизор, а потом томно развалилась на диване и стала смотреть, как Володя выкручивает саморезы из промерзшего крошащегося ДСП.
На экране происходило нечто, за чем не требовалось следить. Для чего не требовался никакой бубен — Яна даже не смогла бы точно сказать, что за фильм идет, настолько хорошо его знала. В один момент ее это взбесило, и она выключила телевизор. Включила вместо него то, что называла музыкальным центром — уродливого монстра из магнитолы, проводов, переходников и двух комбоусилителей. Его собрал Яр, и Яна, подумав об этом глупо понадеялась, что он придет сегодня. Потому что должны случаться чудеса.
Вместо чуда пока случался уютно матерящийся Володя, и Яну это почти устраивало.
Пришел Лем и сунул ей в руки чашку с шампанским. Володе он налил в пивной бокал, а себе оставил остальную бутылку. В колонках страдала Эми Ли. Яна прислушалась — кажется, песня была о девочке, которая держала «его» за руку все эти годы, а теперь неблагодарный «он» преследует ее в когда-то прекрасных снах. Вот же здорово, что песня не о ней.
Когда в дверь позвонили, Яна встала с дивана с неожиданным трудом — она совсем утонула в разомлевшем тепле, сплетенном из прохладного шампанского, пальцев Лема у нее на висках и шерстяной ткани ее кардигана.
На пороге стояла Лена. Запыхавшаяся, с красными щеками, в облаке цветочного парфюма и аромата подмерзшего
— Я сварила, — с восторгом выдохнула она и сунула Яне в руки желтый эмалированный таз.
— Бля, — грустно сказала Яна.
За Леной в темноте подъезда выстроилась батарея черных пакетов. Володя незаметно подошел к Яне со спины, мягко забрал у нее таз и аккуратно оттеснил ее в сторону. Яна перехватила его полный нежности взгляд, скользящий по Лене, холодцу и пакетам, умиленно вздохнула и пошла обратно к глумливому мурлыканью Лема, шампанскому и Самойлову, который служил ямщиком.
— Кстати о косматых геологах, — вспомнил Володя. — Яр-то где? Давно его не видно.
— Там, где розовый снег, — наугад ляпнула Яна и впала в тоску.
Но уже спустя минуту Володя что-то сделал, и стол расправил красноватые крылья. Лена тут же накинула скатерть, а на нее с глухим стуком поставила бутылку ликера. Кинула в Яну мандарином, и Яна его даже поймала.
— А почему вы вообще все здесь торчите? — риторически спросила она, счищая рыхлую рыжую шкурку. Подняла глаза.
На нее смотрели с непониманием. Лем — с неожиданной растерянностью.
— Я думала… ну куранты, семьи, все такое, — неловко объяснила Яна. — Обычно все собираются после полуночи…
— Ты тоже не с родителями, — улыбнулась Лена, отворачиваясь к серванту. Яна не знала, что она рассчитывала там найти, а если она собиралась разложить шпроты на обложке Овидия — на это Яне было что сказать.
Но Лена вытащила из серванта тарелки. Стопку белых тарелок с черными растительными узорами.
— Откуда в серванте тарелки? — тупо спросила Яна.
Лена тяжело вздохнула и достала еще и салфетки.
— Я не могу за всех говорить, — мягко сказала она. — Но я здесь, потому что вот здесь у меня, — Лена прижала ладонь к груди, и ее пальцы утонули в пушистых петлях серого свитера, — есть то, что моих родителей, моего младшего брата и всех моих… нормальных друзей отравляет. А здесь это… мне кажется здесь это наоборот… помогает кому-то.
— Это ты про холодец? — уточнил Лем. Лена фыркнула и кинула в него скрученным мюзле.
Яна все еще хлопала глазами, пытаясь понять, откуда взялись салфетки. У Лема было какое-то особо колючее шампанское, оно било в голову быстрее виски. Или это все потому что она заполировала им ликер, которым до этого полировала водку.
Никогда у нее в серванте не было ничего кроме алкоголя, книг и опустевшей паутины. В доме Яны даже пауки дохли.
— Яна, ты не принесешь вилки?
Прежде, чем она успела кивнуть, раздался звонок в дверь. Яна открыла. На пороге стояла Инна — чуть менее угрюмая, чем обычно. Расчесала волосы и надела рубашку с чистыми рукавами.
— Привет. Держи, — тихо сказала она, протягивая ей пакет с мандаринами. — Я… можно у тебя посижу?
Яна молча посторонилась. Девочка приходила не часто — ее раздражал Володя, который был любовником ее матери. Она жила с отцом, и Яна совсем не ожидала увидеть ее сегодня, да еще и до полуночи.