Я знаю точно: не было войны
Шрифт:
Бронницу машина почти что пролетела, водитель даже не сбрасывал скорости — в это жаркое время все на работах, даже школьники, даже в выходные. Чтобы выбраться на юбилей Абрахаму пришлось пойти на хитрость: он выписал машину для поездки в Яругу за саженцами винограда. В совхозе собирались заложить новый виноградник, а своего посадочного материала было маловато, вот и пришлось договариваться с самим Ноахом Мучником, который командовал яружским колхозом. Ноах в просьбе бывшему односельчанину не отказал, только посоветовал высаживать материал уже осенью, чтобы в земле перезимовали, а по весне начали идти в рост.
Девочки запели и Абрахам пришел в себя, оторвавшись от набежавших мыслей и воспоминаний, а как хорошо они поют: вот младшая, держится за борт, трусиха, но от ее пения просто сердце останавливается, поет она звонко, с душой, задорно. А старшая поет сосредоточенно, пусть без вдохновения, ровно, зато каждое слово, каждый звук четкий и в тему. А Ребекку
Этот отрезок пути пронесся так же незаметно, как и первый: девочки, которые сначала пели революционные песни, как-то сами собой перешли к народным еврейским. Так что в Яругу они въезжали под звуки самой что ни на есть старой еврейской песни, ну, той самой, что про разные числа…
Но и эту мысль Абрахам додумать не успел: машина остановилась у развилки, водитель должен был ехать направо, чтобы загрузиться посадочным материалом, а им надо было прямо, потом повернуть к речушке, там второй дом — тот, что им нужен. Он первым выпрыгнул из машины и помог выбраться девочкам. Жена уже вышла из кабины и терпеливо ждала, когда все семейство готово будет отравиться в путь. И как только машина, посигналив, умчалась в нужном направлении, как вся семья отправилась в гости к дяде Ицыку.
Глава восемнадцатая. Дорогие гости
Глава восемнадцатая
Дорогие гости
Они, как часто случалось и раньше, немного опоздали. Ребекка терпеть не могла опаздывать, она всегда предпочитала приходить точно в назначенное время, пунктуальность была ее небольшим пунктиком, а вот ее сестры… Старшая опаздывала всегда и везде, потому что по жизни была такой, постоянно куда-то неуспевающей. Человек куда-то постоянно торопится, суетится, но при этом все время опаздывает, так это как раз про Монечку. А вот младшенькая всегда опаздывала по принципиальным соображениям: девушке всегда надо, чтобы ее чуть-чуть ждали. А девушки-то пока еще кот наплакал! Сколько раз наблюдала Ребекка картину: Эвочка за столом, вся собранная сидит и смотрит в потолок.
— Эвочка, ты что ждешь?
— Таки в шесть у меня свидание с ребятами.
— Так уже пять минут седьмого, а тебе ж еще идти…
— Мама, еще две минуты посижу и пойду. Приличные девушки всегда немножко опаздывают.
Но на этот раз причина опоздании крылась не в девушках: они опоздали из-за нерасторопности водителя машины, который умудрился приехать почти на час позже оговоренного срока. Ривка бывала в Яруге три-четыре раза: первый раз еще очень маленькой, и от того посещения воспоминаний не осталось. А вот второй визит к родственникам, который совпал с праздником Песах восемь лет назад, отложился в ее памяти очень четко. Было весело, и ощущение праздника, волнение от встречи с родными людьми — все это отдавалось в ее душе теплом и радостным светом. Вот и сейчас — запомнившийся тополь, нависший над нужным поворотом, громадный, древний исполин с мощной кроной, охраняющий покой небольшой улочки. И вот эти дома: каменные, с небольшими арками, с крепкими и вместительными прохладными подвалами, в которых семьи виноделов хранили вино, которым так славились. Загляни в такой погребок, и увидишь — вот в больших бочонках молодое вино, оно впитывает теплоту дубовой бочки, пропитывается ароматом дерева, которое чуть-чуть подчеркнет вкус божественного напитка. А тут есть и разлитое по бутылкам, особенно Ребекке нравились бутылки темного стекла, оплетенные лозой. Именно в таких бутылках привозил вино отсюда отец, когда раз в год наносил визиты родственникам. Иногда он брал кого-то из девочек с собой. Но вот такие визиты, всей семьей, происходили очень редко. Лейза не слишком-то любила покидать свой маленький домик, она была настоящей домоседкой, а вот Абрахам славился своим энергичным и непоседливым характером. Он часто путешествовал, а его верная жена оставалась дома, но не одна: она звала подружек, таких же простых женщин, как и сама, они доставали из заветного места приготовленную бутылочку водочки, которую и раскушивали, спокойно, с достоинством и со знанием дела. Хотя нет, в Яруге она все-таки бывала, несмотря на то, что ее брак с Абрахамом родители мужа считали очень неудачным. Ох уж эти родительские представления о нашей счастливой жизни! Как часто они не совпадают с нашими собственными, как часто наши родители подминают под себя наше счастье, только лишь для того, чтобы выстроить его так, как они себе это представляют… Как часто, как только мы поступаем против их воли, оказывается, что они были правы. Как часто, подчинившись их воле, мы понимаем, что погубили свою жизнь на корню.
Дом старика Исаака Гольдберга
Гости уже сидели за большим столом. Он был составным и располагался в саду, почти полностью укрытый большой беседкой, увитой виноградом. Синие гроны почти что спелой ягоды темно-синего цвета с легким фиолетовым отливом свисали с верхушки беседки, но никому не мешали, они висели достаточно высоко. Хотя виноград не был созревшим, но осы уже облетали вокруг самых спелых кистей, и в беседке, если прислушиваться, постоянно присутствовал легкий гул осиного полета. Гости, захваченные общей беседой, так же, как и едой, этого насекомого аккомпанемента не замечали. К Ицыку пришли не только все родственники, и не только из Яруги, но и самые уважаемые жители селения, причем не только евреи. Вот Артем Игоревич Красносельцев, председатель местного колхоза, невысокого роста, но при этом человек основательный, прочный, про таких говорят «кремень», или Светлана Ипполитовна Лобода, по мужу Черкесова, молодая женщина, директор здешней школы, душа компании, которая светилась внутренним светом, и главный механик колхоза Петр Омельянович Забава, человек, который знает про колхозную технику всё, и даже чуть больше, у него большие натруженные руки, пропитанные маслом, которое до конца невозможно отмыть. Это только те, кого Ребекка помнила с прошлого посещения Яруги. А вот и рэбэ? Мойшэ Вайншток, он местный раввин в четвертом, если не пятом, поколении, Ривка относилась к религии совершенно спокойно, она понимала, что религия — пережиток прошлого, но человек с пережитками расстается с большим трудом, так зачем его подталкивать на этом пути? Пусть все идет своим путем, пусть человек отказывается от прошлого под давлением неопровержимых фактов.
Исаак, увидев могилевских родственников, тут же расцвел, заулыбался, он встретил многочисленную родню, как самых близких людей, в этом был весь старый Ицык, ну не мог он по-другому относиться к родным людям, а только как к самым, самым родным и никак иначе! Вообще-то, Абрахам был одним из самых любимых его племянников. Наверное, полюбил его дядя за то, что Абрахам имел свое мнение, не признавал авторитетов и всегда шел только своим путем. Судьбой ему было уготовано трудиться на яружских виноградниках, а вот нет, он решил переломить судьбу, устроился работать в городе. И все в семье были против Абрахама, а вот не старый тогда еще дядя Ицык поддержал молодого парня, даже помогал ему (на первых порах) деньгами. А потом случилась эта история с женитьбой. И опять изо всей семьи только дядя Ицык пошел ему навстречу: это его жизнь, хочет, пусть женится не на кошельке, а на красивой девушке, а как только оказалось, что девушке дали приданное, да еще приличное, родня успокоилась, но племянник никогда не забывал, кто его поддержал в трудную минуту. «А все-таки от судьбы не уйдешь, — говаривал племяннику уже старик Исаак Гольдберг, — смотри, суждено тебе было работать на винограднике, вот и работаешь ты у земли, пусть не в Яруге, а в Могилеве, а вот она, земля, требует свое, судьба это, дорогой племянник, судьба…».
Вот и сейчас, как только гости подошли немного ближе, как виновник торжества вышел им навстречу. Было видно, что дедушка Ицык уже выпил, но принятое только развеселило его, ум старика оставался не затуманенным, взгляд — ясным, а походка — твердой и уверенной. Он обнимал каждого по отдельности, крепко прижимал к себе всех, при этом успевал сказать что-то приятное почти шепотом каждому в отдельности.
— Ну что, красавица, не нашла еще парня себе по душе? — тихо спросил он Ривку, как будто что-то увидел в ней новое, какое-то еле заметное изменение, известное лишь ему одному.
— Вроде бы нет, но намечается… — в таком же полушутливом, полусерьезном тоне ответила Ривка, утонувшая в крепких объятиях деда Ицыка.
А вот Абрахам в объятиях Исаака Гольдберга задержался, Ривка не слышала, что спрашивал его дядя Ицык, но понимала, что тот затронул какую-то важную или больную для Абрахама тему. Но длилось-то это все приветствие несколько минут, не более того.
Еда за столом была простой и обильной. Дядя Ицык придерживался всех правил и традиций, поэтому и еда вся была кошерной. Но кто сказал, что кошерная еда не должна быть вкусной? Она и была такой вкусной, что просто пальчики оближешь!