Я знаю точно: не было войны
Шрифт:
Проснувшийся командир заставы тут же отдал приказ усилить караулы и выставить дополнительные секреты. А туману было все равно, он жил сам по себе, по своим законам, и все эти человеческие заботы абсолютно не имели для него никакого значения. И так же туманными оставались судьбы людей, в которые уже вторглась война, о чем они пока еще не знали.
Это был четверг. Абрахам, как всегда, ушел на работу еще засветло. В шесть ему надо было уже быть на месте. В это время, после непродолжительной, но ожесточенной бомбардировки, немецкие части вторглись на территорию Польши. Лейза успела собрать Абрахаму еду с собой, покормила мужа, на скорую руку приготовила завтрак для девочек, потому как сегодня должен был к Монечке прийти жених. Просить ее руки. Лейзу умиляло, что Арон, жених Мони, стремился оказать почтение родителям невесты, современная молодежь отличался большей свободой нравов, от них можно было и не того ожидать. А вот он, как в старые добрые времена будет попросить ее руки. Лейза была сиротой, так что Абрахам просил руки у ее воспитательницы, у которой она приживалась. Только бы муж вернулся домой вовремя, только бы не задержался на работе. Он обещал вернуться заранее, но работа — это работа, кто знает, получится у него или нет? Сегодня ведь такой волнительный для них всех день. Не удивительно, что Моня проснулась первой. Маме показалось, что дочка в эту ночь вообще не сомкнула глаз. Лейза выглянула в окно. Густой туман не позволил ей разглядеть даже дом соседей через улицу. Моня почти ничего не ела за завтраком, и сразу же бросилась прихорашиваться. Лейза услышала, как дружно ей помогают проснувшиеся сестры. Они по очереди оказывались на их маленькой кухоньке, быстро ели, Ребекка ела, как всегда, умеренно, да и после их вчерашнего выступления в части всех хорошо покормили, она даже не ужинала, когда пришла. Эва, почти как и всегда, ела за двоих. Удивительно, ела она много, но почти не поправлялась! А маме так хотелось, чтобы ее девочка наела щечки… Что же, со сборами девочки справятся сами. Лейза еще вчера пересмотрела их праздничную одежду и привела ее в порядок. Проще всего было собраться Эве. Она и выскочила из дому самой первой — мгновение, и пропала в тумане. Потом ушла Ребекка, как всегда, в такой день, в прекрасном расположении духа и приподнятом настроении — ее работа нравилась девушке, она на каждый рабочий день шла, как на праздник, а что тогда говорить про Первое сентября? Моня вышла последней. На нее было любо-дорого посмотреть. Девчонки постарались — сделали Монечке хорошую прическу, а платье, сшитое Лейзой накануне, сидело на ней, как влитое. Она была такой аппетитной пышечкой, что невольно хотелось ущипнуть ее за щечку. Конечно же, главное, что красило сегодня Монечку, было ощущение счастья, предчувствие того праздника, который останется с ней на всю жизнь. А зачем выходить замуж, если не на всю жизнь? И старшенькая так же исчезла в тумане. А Лейза занялась приготовлением праздничного обеда. Надо было встретить жениха достойно. При всей своей экономности, на праздник женщина накрывала стол обильный, с разнообразной вкусной едой. И сейчас ей надо было подсуетиться. Лейза достала тесак и стала рубить мясо на котлеты.
К обеду туман стал постепенно рассеиваться. В это время на противоположной стороне сопредельного государства вся авиация фашистов была уже в воздухе, уничтожая наземные цели на польской территории, и катастрофа польской армии неумолимо становилась все более очевидной.
Ровно в три все девочки были уже дома. Они наперебой рассказывали, как провели день в школе. Моня и Ребекка пришли с охапками цветов, Эвочка с рассказом о новом ученике в их классе. Но вся эта суета была только суетой в ожидании главного семейного события на сегодня: сватовства, как его назвали неуемные девчонки. Ребекка и Эва переоделись и стали помогать маме готовить и накрывать на стол. Лейза действительно постаралась. Очень скоро стол украсили фаршированная рыба, котлетки, биточки, картофельные зразы, овощная запеканка, блинчики с мясом и рыбой, салат из огурцов и помидор, малосольные огурчики и помидорки, капустные оладьи, брынза и творожная запеканка, а на сладкое — пирожки с самой разнообразной начинкой и тот самый фамильный ореховый пирог, который Лейза готовила только в самых торжественных случаях. Вино и водка появилось на столе только тогда, когда пришел отец. Он только успел умыться и привести себя в порядок, как ровно в пять появился Арон Кац. В этот же час немцы уже вступали в Данцинг.
Молодой человек был одет в ослепительно белый костюм, который дополняли такие же белые штиблеты. Его гладко выбритое лицо украшало выражение смущения, а в руках он держал букет таких же ослепительно белых хризантем. Надо сказать, что и Лейзе, и Абрахаму молодой человек сразу понравился. Так иногда в жизни бывает: первый взгляд на человека самый верный. Вот и сейчас — взглянул Абрахам на парня, протянул ему руку, сжал его ладонь, почувствовал ответное рукопожатие и ощутил, этот парень свой, этот войдет в их семью.
А потом они сели за стол и разговорились. Арон был из простой рабочей семьи. Они жили в Виннице на Иерусалимке, в бедном еврейском квартале. В царские времена полиция не раз закрывала кордонами от погромов центр города, в котором жили богатые евреи, и не так просто, а за мзду, конечно же, погромщикам на растерзание доставалась как раз Иерусалимка. Мама умерла три года назад от чахотки, отец продолжал работать на электростанции, которую строил и которую запускал под руководством инженера Гофштейна. У Арончика были две сестры и два брата. Образование получили только он и его старшая сестра Броня, остальные братья и сестра работали в Виннице, братья на семенном заводе, а сестра убиралась в заготконторе. Броня тоже была учительницей, вышла замуж и переехала в Умань. О причинах своего переезда в Могилев Арон, конечно же, умолчал.
Абрахам произнес молитву. Выпили за знакомство. После этого тоста Арон поднялся и торжественно объявил, что любит Монечку, и что просит у родителей ее руки. Выпили и за это предложение. Тем более, что отказывать юноше никто не собирался. Абрахам и Лейза были счастливы, может быть, чуть меньше самой Монечки, но только самую чуточку меньше, не более. Эва и Ребекка тоже искренне радовались за сестру. Им нравился Арончик хотя бы потому, что Моня его любила. И он любил их сестру, это было написано у него на лице пятисантиметровыми буквами. Арончик пил только вино, к водке даже не прикоснулся. Он был вообще трезвенником, алкоголь почти не употреблял, но в такой день, да еще чтобы не обидеть будущих родственников, вино — это тот максимум, который он мог себе позволить.
За едой и питьем разговор стал проще, непринужденнее, Арончик присматривался к семье, в которой ему предстояло жить, Абрахам и Лейза изучали парня, с которым им и их девочкам предстояло жить в скором времени. Абрахам уже заикнулся жене, что хочет пристроить к их дому еще одну комнату, и Лейза прекрасно понимала, почему он хочет это сделать именно сейчас, и горячо поддержала мужа. Как было вкусно то, что приготовила в тот день Лейза! Как их гость восхищался каждым блюдом, с каким аппетитом все ели! А что еще доставляет удовольствие хозяйке, как вид любимых людей, с удовольствием и радостью съедающих приготовленное ею?
Начало вечереть. К этому времени небольшой польский гарнизон в Вестерплятте, что в устье Вислы отразил уже пятую атаку фашистов. Оставалась на сегодня еще одна. Они будует героически сопротивляться еще неделю, сражаться не смотря ни на что. Лейза ушла на кухню готовить чай. Девочки убирали со стола, когда в дом постучали, тут же дверь открылась и соседский паренек, Срульчик Штойхман с порога поздоровался с тетей Лейзой и бросился в комнату.
— Дядя Абрахам! Дядя Абрахам! Здравствуйте!
— Что ты, Сруль? Конечно здравствуй! И не кричи так, будто у нас на улице пожар или корова тети Клары принесла поросят? Что такое за крики?
— Ой! Я помешал, у вас тут гости…
— Гости! Садись за стол! Сейчас Лея принесет чай. Есть ореховый пирог.
— Ух ты! Тот самый?
— Конечно тот самый, Срульчик. А ты знаешь за другой?
При разговоре о сладком и о пироге паренек, казалось, забыл, зачем прибегал.
— Так что ты так хотел нам сказать, что даже забыл туфлю скинуть в передней? — спросил Абрахам.
— Дядя Абрахам, вы слышали, сегодня утром немцы напали на Польшу!
В комнате сразу повисла тишина. Такая густая, как утренний туман над городом. Как-то сразу все почувствовали, что война приближается к их границам. И от этого стало как-то не по себе.
Глава двадцать вторая. Брат Антон
Часть вторая
На родной земле
Глава двадцать вторая
Брат Антон
Антон остановился, чтобы отдышаться. Он шел по пыльной дороге, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, весь настороженный, как волк при облаве. Пока что ему нечего было опасаться, но все-таки страх уже сковал его душу и тело, превратив из обычного человека в испуганного зверя.
Вдруг он услышал шум — скорее всего грузовой машины. Воображение нарисовало сразу же отряд милиционеров при оружии, которые начнут выскакивать из машины и пойдет облава… Неужели он ошибся? Неужели все открылось прямо сейчас? А ведь он так хотел добраться до города раньше, чем его начнут искать. И кто это может быть? Антон тут же отбежал от дороги и скрылся в густом подлеске, стараясь неприметно выглянуть, чтобы увидеть, что происходит на грейдере.
А по дороге и вправду проехала машина — расхлябанный грузовичок, в кузове которого тряслись несколько людей, уже немолодой мужчина, и три женщины, даже нет, девушки, а женщина постарше одна сидела рядом с водителем. Грузовик свернул на Яругу. Антон усмехнулся про себя, упрекнув в малодушии. Но надо было идти. Он снова вышел на дорогу и пошел значительно быстрее. Тут, от Яруги до Ямполя, дорога становилась более оживленной, а Антону кровь из носу надо было попасть в Ямполь до наступления темноты. И поэтому он торопился.